Основания девятнадцатого столетия

В качестве обобщения позволю себе привести свою цитату. Я имел однажды возможность подробно изучать естественно­научный предмет, а именно подъем соков в растении. Я с инте­ресом изучал историческое развитие наших касающихся этого вопроса знаний и обнаружил, что только три человека: Хейлз (Hales) (1727), Дютроша (Dutrochet) (1826) и Гофмайстер (Hof­meister) (1857) действительно на один шаг продвинули вперед наши знания в этом вопросе, хотя многие прилежно здесь тру­дились. У данных трех персон, совершенно несхожих друг с другом, заметно соответствие следующих характеристик: все трое великолепные наблюдатели, с широким кругозором и вы­дающейся живой, смелой фантазией, все они как теоретики не­сколько односторонни и поверхностны, небрежны. Одаренные воображением, они были склонны, как Гёте, придавать своим творческим идеям слишком большое значение, так, например, Хейлз (Hales) — капиллярам, Дютроша (Dutrochet) — осмосу, Гофмайстер (Hofmeister) — напряжению тканей. Та же сила фантазии, которая сделала их способными обогатить нас, в оп­ределенном смысле ограничила их самих, так что они прислу­шивались в этом отношении к умам, которые были ниже их. Я писал: «Таким людям мы обязаны прогрессом науки; что бы мы ни думали об их теориях, они не только обогатили наши знания многочисленными обнаруженными фактами, но и нашу фантазию новыми идеями. Теории приходят и уходят, но не проходит то, что имеет фантазия». Это исследование принесло мне второй результат еще большего значения: наша фантазия очень ограничена. Если проследить развитие наук до древно­сти, обнаружим, как мало новых представлений добавилось к многочисленным старым в течение времени; при этом мы учимся признавать, что исключительно только наблюдение природы обогащает нашу фантазию, а все мышление мира не добавило ни зернышка.³⁶⁶

Цель нашей науки

И последнее.

Математики, которых, как мы видели, нельзя считать смущенными людьми, любят говорить: круг — это эллипс, у которого совпали оба центра. Произойдет ли когда-нибудь совпадение центров в наших науках? Можно ли предположить, что человеческий взгляд и природа когда-нибудь перекроются, что наше понимание вещей будет абсолютным познанием? Предшествующие события показывают, насколько безумно та­кое предположение, могу даже утверждать, и в этом я убежден, что ни один серьезный естествоиспытатель нашего времени не поддерживает его — это, конечно, германский исследова­тель.³⁶⁷ Даже там, где (что, к сожалению, часто сегодня встре­чается) философское образование ума отстает, мы обнаружи­ваем такое понимание, и может быть, оно имеет вес именно потому, что высказывается очень наивно. Так, например, один из признанных наиболее значительным естествоиспытателей XIX века Лорд Кельвин, празднуя пятидесятилетний юбилей своей профессорской деятельности, сделал удивительное при­знание: «Одно-единственное слово подводит итог всему тому, что я сделал за 55 лет, чтобы развивать науку, и это слово — провал. Сегодня я ни на йоту не знаю больше, что такое элек­трическая или магнитная сила, какова связь между эфиром, электричеством и материей, или что нужно представлять под химическим родством, чем когда я делал свой первый доклад». Это слова честного, любящего истину, истинно германского мужа, того самого мужа, который преподнес нам гипотетиче­ские, немыслимые атомы, однажды в добрый час точно изме­рив их длину и ширину. Если бы он был немного философом, ему бы, очевидно, не пришлось так меланхолично говорить о неудаче, потому что в этом случае он бы поставил науке не со­всем недостижимую цель, в частности вечно закрытое абсо­лютное познание, которое может таиться в глубине сердца, но никогда не сможет оказаться в руках в виде фактического, эм­пирического «знания», и так он может безоговорочно радо­ваться блестящей, свободной изобразительной силе, которая пришла в действие в тот момент, когда германец воспроти­вился свинцовой силе хаоса народов, которая с того времени принесла такое богатое цивилизаторское благо и была предна­значена для еще более высокой судьбы.³⁶⁸

Надеюсь, что в данном разделе я сумел внести свою лепту в понимание истории нашей германской науки и в правильную оценку ее проявлений в XIX веке. Мы видели, что наука — по нашему новому и индивидуальному пониманию — есть челове­ческая форма (оформление) внечеловеческих явлений. В общих чертах и на основании отдельных примеров мы установили, как происходило у нас до сих пор это оформление. Большего от «временного моста» требовать нельзя.

3. Промышленность (от появления бумаги до паровой машины Ватта)

Непостоянство, преходящее явление любой цивилизации

Мы вступаем в область цивилизации. Здесь я могу быть и буду краток, потому что отношение настоящего к прошлому здесь совершенно иное, чем в знаниях и культуре.