Основания девятнадцатого столетия

О weh! Hinweg! Und lasst mir jene Streite Von Tyrannei und Sklaverei bei Seite! Mich langweilt's: denn kaum ist's abgethan, so fangen sie von vorne wieder an.

Прочь! Оставьте споры О тирании и рабстве!

Они наводят скуку: едва покончишь с ними, Они начнутся вновь.

Все сказанное о политике в такой же степени относится к общей ремесленнической и хозяйственной жизни. Один из са­мых добросовестных современных исследователей в этой об­ласти, д–р Каннингем, постоянно обращает внимание на то, насколько сложно для нас — в одном месте он называет это «безнадежно»³⁷⁰ — действительно понять экономические условия прошлых веков и особенно относящиеся к ним пред­ставления, как их понимали наши предки и как они определя­ли их поступки и законодательное урегулирование. Цивилиза­ция, простое облачение человека, настолько преходящая вещь, что проходит бесследно. Если даже горшки и подвески для ушей и тому подобное хранятся больше как украшение в наших музеях, а различные контракты, векселя и дипломы пы­лятся в архивах, живое содержание их прошло и никогда не вернется. Кто никогда не занимался изучением этих отноше­ний, не представляет, насколько быстро одно состояние вы­тесняет другое. Мы считаем, что Средневековье — большая единая тысячелетняя эпоха, находившаяся в постоянном бро­жении в результате войн, однако достаточно стабильная, что касается идей и социальных условий, затем наступил Ренес­санс, из него постепенно развилась современность. В действи­тельности с того момента, когда в мир вступили германцы, особенно когда они стали решающим фактором в Европе, ни на минуту не наступал покой в экономической области. У каж­дого века свое собственное лицо, и иногда происходит, напри­мер между XIII и XIV веками, что один-единственный век обнаруживает более глубокий переворот экономических усло­вий, чем те, которые отделяют пропастью конец XIX века от начала XVIII века. У меня была однажды возможность под­робно заняться жизнью в том замечательном XIV веке не с точки зрения прагматичного историка, но чтобы получить жи­вую картину того времени, когда произошел расцвет бюргер­ства и свободы. При этом мне бросилась в глаза одна вещь: великие люди этого стремительного века, века «смелого и дерзкого прогресса»,³⁷¹ Якоб фон Артевельде (Jacob von Ar­tevelde), Кола Ринци (Cola Rienzi), Джон Вайклиф (John Wyclif), Этьен Марсель (Etienne Marcel), не были поняты свои­ми воспитанными в представлениях XIII века современниками и из–за этого погибли. Они слишком быстро облекли свои мысли в новую форму. Я почти уверен, что торопливость, столь характерная для сегодняшнего дня, всегда была прису­ща нам. У нас всегда не хватало времени для жизни: раздел на­следства, отношения между классами, вообще все, что составляет открытую жизнь общества, постоянно колеблется у нас туда и сюда. По отношению к экономике даже политика является еще долговременной, потому что крупные династи­ческие интересы, позже интересы народов образуют веский балласт, в то время как торговля, городская жизнь, относительная ценность сельского хозяйства, появление и исчезновение пролетариата, концентрация и распределение имеющегося капитала и т. д. служат основанием почти только действию названных мною в общем вступлении «анонимных сил». Из всего этого ясно, что прошедшую цивилизацию едва ли можно рассматривать в каком-либо отношении как еще жи­вую «основу» современности.

Автономия нашей новой промышленности