Основания девятнадцатого столетия

Идея создания дешевого, удобного материала, который можно широко применять для письма (вместо дорогостояще­го пергамента, еще более дорогого шелка, относительно ред­кого папируса, ассирийских табличек для письма и т. д.), кажется, пришла в голову таким жалким утилитаристам, как китайцы. Однако, утверждение, что «они изобрели бумагу», только частично соответствует фактам. Китайцы, сами ис­пользовавшие похожий на наш папирус³⁷⁷ и знавшие о его недостатках, придумали изготавливать из растительных волокон искусственным путем материал для письма, анало­гичный бумаге. Это их вклад в изобретение бумаги. Китай­ские военнопленные принесли (примерно в VII веке — ?) эту промышленность в Самарканд, город, находившийся под арабским халифатом и часто управлявшийся почти независи­мыми турецкими князьями, население его состояло в то вре­мя в основном из персидских иранцев. Иранцы — наши индоевропейские двоюродные братья — подхватили беспо­мощные китайские попытки с гораздо большим пониманием и несравнимо более богатым и полным фантазии талантом и полностью их преобразовали. «Почти сразу же» они изобре­ли изготовление бумаги из тряпья, что было таким заметным явлением (особенно если подумать, что китайцы до сего­дняшнего дня не пошли дальше!), что проф. Карабачек был вправе воскликнуть: «Победа чужой изобретательности над изобретательским талантом китайцев!» Это первый этап: индоевропейский народ, побуждаемый практическим, но весьма ограниченным мастерством китайцев, изобретает «почти сразу же» бумагу. Самарканд на долгое время становится метрополией производства бумаги. Затем следует второй столь же поучительный этап. В 795 году Харун–аль–Рашид (современник Карла Великого) повелел прийти рабочим из Самарканда и организовать в Багдаде бумажную фабрику. Ее изготовление было государственной тайной, но повсюду, куда приходили арабы, их сопровождала бумага, также в мавританскую Испанию, где так долго главенство­вали евреи и где, как доказано, бумага использовалась с на­чала X века. Но бумага практически не достигла германской Европы, а если и достигла, то как таинственный материал не­известного происхождения. Это продолжалось до XIII века. Почти пятьсот лет семиты и полусемиты обладали монопо­лией на бумагу — достаточное время, если бы они имели хоть искру изобретательности, если бы они имели хоть малое стремление к духовным деяниям, чтобы это великолепное оружие ума стало властью. Чего же они добились в этот пери­од времени, который охватывает больший срок, чем от Гу­тенберга до сегодняшнего дня? Ничего, абсолютно ничего. Они сумели только писать на них долговые расписки и кроме того несколько сотен пустых, скучных, убивающих ум книг: изобретение иранцев служит для обалгорнивания (неверного исправления, ухудшения при попытке улучшить. — Примеч. пер.) мыслей эллинов в ложную ученость! Затем последовал третий этап. В ходе крестовых походов был раскрыт столь бездарно скрываемый секрет производства. Что изобрел бедный иранец, зажатый между семитами, татарами и китай­цами, теперь перенял свободный германец. В последних го­дах XII века точное свидетельство изготовления бумаги достигло Европы. С быстротой молнии новое ремесло рас­пространилось по всем странам, через несколько лет уже ока­залось недостаточно простых инструментов Востока — одно усовершенствование следовало за другим. В 1290 году уже существовала настоящая бумажная мельница (в Равенсбурге), прошло едва сто лет, как вошло в обиход печатание с ис­пользованием дерева (даже целых книг), а в последующие пятьдесят лет для книгопечатания уже применялись подвиж­ные литеры. И мы будем думать, что только это книгопеча­тание «окрылило» наш ум? Какая насмешка над фактами истории! Какая недооценка значения германского своеобра­зия! Мы видим, что совсем наоборот, именно окрыленный ум практически силой добился изобретения книгопечатания. Если китайцы не пошли дальше неуклюжей деревянной дос­ки для печатания (и это лишь после, может быть, тысячелет­них поисков), если семитские народы почти не использовали бумагу, в германской Европе и особенно в ее центре, Герма­нии, «массовое производство общедоступных бумажных ру­кописей» сразу же стало ремеслом.³⁷⁸ Янссен сообщает, что в Германии задолго до того, как началось печатание с помо­щью отлитых литер, по дешевой цене предлагались самые значительные произведения средне-верхненемецкой поэзии, народного творчества, саги, рукописи народной медицины и т. д.³⁷⁹ Янссен умалчивает, что уже начиная с XIII века бу­мага распространила Библию, особенно Новый Завет, во многих частях Европы, так что посланцы инквизиции, кото­рые знали только обрезанные обрывки из Священного Писа­ния, были удивлены, когда встретили крестьян, знавших наизусть четыре Евангелия от начала до конца.³⁸⁰ Одновре­менно бумага, как мы видели (с. 763 (оригинала. — Примем. пер.)), распространяла такие произведения, как Скота Эриге- ны, среди тысяч людей, которые были настолько образованы, что умели читать на латыни. Как только появилась бумага, по всем странам Европы поднялось более или менее выражен­ное возмущение против Рима и сразу же, как реакция на это, запрет чтения Библии и введение инквизиции (с. 643 (ори­гинала. — Примем, пер.)). Но стремление к духовному осво­бождению, инстинкт рожденного для господства племени, мощное брожение того духа, который мы узнаём сегодня по совершенным с тех пор делам, нельзя было подавить и огра­ничить. Потребность чтения и знаний росла с каждым днем. Еще не было книг (в нашем понимании), но уже были книго­торговцы, которые путешествовали от ярмарки к ярмарке и сбывали свои чистые, дешевые копии на бумаге. Изобрете­ние книгопечатания произошло почти насильно. Потому и своеобразна история этого изобретения. Обычно новые идеи должны претерпеть борьбу, прежде чем найдут признание: вспомним хотя бы паровую машину, швейную машину и т. д. На печатании же повсюду настаивали с таким нетерпением, что сегодня почти невозможно проследить его распростране­ние. В то время, когда Гутенберг пытался отлить буквы в Майнце, другие пытались сделать это в Бамберге, Гарлеме, Авиньоне, Венеции. И когда великий немец, наконец, решил загадку, ее сразу же повсюду оценили, начали подражать, со­вершенствовать и развивать, потому что она отвечала насущ­ной потребности. В 1450 году начала работать типография Гутенберга, а 25 лет спустя книгопечатание расцвело почти во всех городах Европы. В отдельных городах Германии, на­пример в Аугсбурге, Нюрнберге, Майнце, было уже двадцать и более типографий. С какой жадностью хватается изнемо­гающий под тяжелым гнетом Рима германец за всякое прояв­ление свободного человеколюбия! Это почти похоже на безумство отчаяния. Количество напечатанных в период 1470-1500 годов различных произведений оценивается в де­сять тысяч. Все известные в то время латинские авторы были напечатаны еще до конца века, в следующие двадцать лет — все доступные греческие мыслители и поэты.³⁸¹ Но не только прошлое было охвачено вниманием. Германцы взялись за ис­следования природы, причем с правильного конца, с матема­тики: Иоганнес Мюллер из Кенигсберга во Франконии, называемый Региомонтанус, основал в Нюрнберге между 1470 и 1475 годами особую типографию для издания матема­тических рукописей.³⁸² Это побудило многих немецких, французских и итальянских математиков к разработке меха­ники и астрономии. В 1525 году великий Альбрехт Дюрер из Нюрнберга издал первую начертательную геометрию на не­мецком языке, и в том же Нюрнберге вскоре появилась «De revolutionibus» Коперника. Не остались без открытий и дру­гие области, и первая газета, появившаяся в 1505 году, «уже сообщает новости из Бразилии».³⁸³