Основания девятнадцатого столетия

Один пример.

Химия как наука была невозможна (как мы понимаем те­перь), пока не был открыт кислород как элемент, потому что это важнейший элемент нашей планеты, от которого как орга­нический, так и неорганический феномены теллурической природы получили свою особую окраску. В воде, воздухе, ска­лах, во всяком горении (от простого медленного окисления до пламени огня), в дыхании всего живого, короче говоря, повсю­ду мы встречаем этот элемент. Именно поэтому он ускользнул от непосредственного наблюдения, потому что бросающимся в глаза, примечательным признаком кислорода является актив­ность, с которой он соединяется с другими элементами, иными словами, ускользает от наблюдения как самостоятельное тело. Даже там, где он встречается не в химическом соединении с другими веществами, а в свободном виде, например, в воздухе, где он только механически смешивается с азотом, его трудно распознать несведущему человеку, потому что этот элемент не просто газ (в условиях наших температур и давления), но газ без цвета, без запаха, без вкуса. Его нельзя обнаружить просто органами чувств. Во второй половине XVII века в Англии жил один из похожих на Гилберта (с. 759 (оригинала. — Примеч. пер.)) истинных первооткрывателей, Роберт Бойль, который своей рукописью, озаглавленной «Chemista scepticus», покон­чил с аристотелевским умничаньем и алхимическими глупо­стями в области химии и одновременно дал двойной пример: строгого наблюдения и подразделения и отбора скопившегося материала наблюдений с помощью введения творческой идеи. Бойль дал лишь теперь возникающей истинной химии новое представление об элементах, более смелое, чем древнее пред­ставление Эмпедокла, большее, чем родившееся в уме вели­кого Демокрита. В то время эта идея не опиралась на наблюде­ние, она была рождена фантазией, но стала источником много­численных открытий, далеко не завершившихся еще и сегодня. Мы видим, по какому пути идет наша наука.³⁵⁸ Но сначала один пример. Идея Бойля способствовала быстрому росту зна­ний, открытие следовало за открытием, но чем больше накап­ливалось фактов, тем более запутанным становился общий результат. Кто хочет понять, насколько невозможна наука без теории, может углубиться в состояние химии начала XVIII ве­ка: он обнаружит китайский хаос. Если, как полагает Либиг, наука способна «объяснять» факты, если для этого достаточно «разума» без фантазии, почему этого не произошло в то время? Были ли сам Бойль, Гук и Бехер и многие другие прилежные собиратели фактов того времени непонятливыми людьми? Ра­зумеется, нет. Но только разума и наблюдения было недоста­точно, и желание «объяснить» есть иллюзия. То, что мы называем пониманием, всегда предполагает творческое уча­стие человека. Теперь было важно сделать из гениальной идеи Бойля теоретические выводы, и это удалось франконскому врачу, человеку с «трансцендентально-спекулятивным обра­зом мышления»,³⁵⁹ удивительному Георгу Эрнсту Шталю (Georg Ernst Stahl). Он не был химиком по профессии, но он ви­дел, чего не хватает: элемента! Можно ли доказать его сущест­вование? Нет, в то время нет. Должен был смелый германский ум из–за этого отступить? Слава Богу, нет! Итак, полнотой сво­ей власти Шталь изобрел воображаемый элемент и назвал его флогистон.