Основания девятнадцатого столетия

Заимствованный у успешных наблюдений природы и усо­вершенствованный наблюдениями природы метод пронизывает всю жизнь и мысли Канта, так что его как первооткрывателя можно сравнить с Коперником и Галилеем (с. 778 (оригинала. — Примеч. пер.)). В своей «Критике чистого разума» он говорит, что его метод анализа человеческого разума является «методом, заимствованным у естествоиспытателя»,⁵³⁴ и в другом месте: «Истинный метод метафизики в принципе схож с тем, который Ньютон ввел в естествознание и который имел такие полезные последствия». В чем же состоит этот метод? «В результате надежного опыта отыскивать правила, по которым происходят определенные явления природы», в области метафизики «в ре­зультате надежного внутреннего опыта».⁵³⁵ То, что я стараюсь здесь изобразить в самых общих, примерных чертах, любой думающий человек может при внимательном рассмотрении проследить до мельчайших подробностей. Так, например, цен­тральным моментом всех произведений Канта является вопрос о нравственном ядре индивидуальности: чтобы добраться до него, он вначале разбирает на составные части механизм окружаю­щего космоса, затем, в течение 25 лет непрерывной работы, он расчленяет внутренний организм мышления, еще 20 лет он по­свящает исследованию обнажившейся человеческой личности. Ничто не показывает более отчетливо, насколько сильно здесь наблюдение является творческим принципом, как высока оценка Кантом человеческой индивидуальности. Отцы Церкви и различные доктора не могли найти достаточно слов, чтобы вы­разить презрение к самим себе и всем людям. Уже значитель­ным симптомом было, когда звезда нового дня, Мирандола, за 300 лет до Канта написал книгу «О достоинстве человека». Бед­ный человек во время длительного господства империи и понти­фиката совершенно забыл, что оно есть. Тем временем выросли его достижения, его независимость, и Кант, который в далеком Кенигсберге общался лишь с немногими не очень значительны­ми людьми, а в остальном жил в обществе самых возвышенных умов человечества и прежде всего самого себя, сформировал из непосредственного восприятия своей собственной души высо­кое представление о значении непостижимой человеческой личности. Мы везде встречаем у него это убеждение и таким об­разом видим глубину сердца замечательного человека. Уже в своей работе «Теория неба», которая должна была изобразить механику здания мира, он восклицает: «С каким глубоким благоговением душа должна смотреть даже на присущую ей сущность!»⁵³⁶ В дальнейшем он говорит о «возвышенности и достоинстве, которые мы представляем в той личности, которая исполняет свой долг».⁵³⁷ Мыслитель все глубже погружается в эти наблюдения: «В человеке открывается глубина божествен­ных дарований, которая заставляет его чувствовать как будто священный трепет перед величием и возвышенностью его ис­тинного предназначения».⁵³⁸ В свои 70 лет этот старец писал: «Чувство возвышенности нашего собственного предназначения увлекает нас больше, чем все прекрасное».⁵³⁹ Это все как при­мер, куда ведет метод исследования природы. Как только он вместе с Кантом открыл разуму новое, выросшее из естество­знания и поэтому соответствующее ему мировоззрение, он од­новременно раскрыл сердцу новую религию — религию Христа и мистиков, религию опыта.

Однако теперь мы должны рассмотреть эту характеристику нашего нового мировоззрения, безоглядной преданности при­роде еще с одной стороны, а именно чисто теоретически, что­бы не просто признать факт, но и понять его значение.

Точное незнание