Потому что при всем большом почитании этих бессмертных художников мы должны согласиться, что Николай Коперник оказал более значительное, более продолжительное и определяющее влияние на культуру всего человечества, чем Микеланджело и Рафаэль. Георг Кристоф Лихтенберг восклицает, представив научное и моральное величие Коперника: «Если это не великий человек, то кто в мире может притязать на такое имя?»624
Коперник настолько точный современник Рафаэля и Микеланджело, что его жизнь включает даты жизни Рафаэля. Рафаэль родился в 1483 году, умер в 1520, Коперник родился в 1473, умер в 1543. Коперник был знаменит в Риме уже тогда, когда там никто еще не слышал имени Рафаэля, и когда Юлием II был созван Урбинат в 1508 году, теория космической системы мира уже сложилась в голове астронома, но он как истинный естествоиспытатель работал над ней еще 30 лет, прежде чем ее опубликовать. Коперник на 21 год моложе Леонардо, на 2 года моложе Альбрехта Дюрера, на 2 года старше Микеланджело, на 4 года старше Тициана. Все они между 1500 и 1520 годами находились на вершине своего творчества. Не только они, но и естествоиспытатель–первопроходец Па- рацельс625 всего на 10 лет моложе Рафаэля и закончил свою энергичную и эпохальную для науки жизнь более чем на 20 лет раньше Микеланджело. Не следует забывать, что такие люди, как Коперник и Парацельс, не падают с неба. Если искусство гения является коллективным явлением, то наука в еще большей степени. Уже первый биограф Коперника, Гассенди, указывал, он был бы невозможен без своего предшественника, бессмертного Региомонтануса, а Региомонтанус — без своего учителя Пурбаха. С другой стороны, специалист, астроном Бейли (Bailly), утверждает, что требовалось только некоторое техническое усовершенствование его инструментов, чтобы Региомонтанус предвосхитил большинство открытий Галилея.626 Нельзя проводить параллель между искусством и наукой таким образом, как это делают наши историки искусства, потому что искусство — искусство гения — «всегда у цели», по меткому замечанию Шопенгауэра. Не существует прогресса относительно Гомера, относительно Микеланджело, относительно Баха. Наука же по своей сути «кумулятивная», и каждый исследователь стоит на плечах своего предшественника. Скромный Пурбах выравнивает путь для вундеркинда Региомонтануса, благодаря которому становится возможен Коперник, на него вновь опираются Кеплер и Галилей (родившийся в год смерти Микеланджело), на них — Ньютон. По каким критериям здесь можно определить «лучшие плоды»? Одно–единственное соображение показывает, насколько недопустимо искусственное определение согласно объяснению а priori. Великие открытия Колумба, Васко да Гамы, Магеллана и т. д. уже были плодом точной научной работы. Тосканелли (род. в 1397), советник Колумба и предполагаемый инициатор его путешествия на запад, был добросовестным ученым-астрономом и космографом, который пытался доказать сферическую форму Земли, и его карта Атлантического океана, которой Колумб пользовался во время путешествия, является чудом науки и интуиции. У него брал уроки флорентиец Америко Веспуччи и таким образом сумел составить первое точное географическое определение американского побережья. Но это еще не все. Без удивительно точных астрономических эфемерид Региомонтануса, которые он рассчитал и напечатал на период 1475-1506 гг. на основании своих астрономических наблюдений и новых методов, было бы вообще невозможно трансатлантическое путешествие. Начиная с Колумба их имел на борту каждый первооткрыватель.627 Полагаю, что открытие мира, «героическое время» которого точно совпадает с высшим расцветом изобразительных искусств в Италии, уже является «плодом», рассмотрение которого имеет такую же ценность, как и Мадонна Рафаэля. Наука, которая это подготовила и сделала возможным, не плелась в хвосте у искусства, а скорее опережала его.Если мы хотим проследовать за нашим историком искусств дальше, у нас еще будет много дел, но, думаю, сейчас, когда мы обнаружили необоснованность основ его дальнейших утверждений, мы можем широко распахнуть двери и окна и позволить солнечному свету, прекрасной действительности и свежему воздуху бурного становления прогнать душный кабинетный воздух исторической философии, в которой для нас нет ясности ни в прошлом, ни значения в настоящем. Делаю краткое обобщение дальнейших доводов.