Основания девятнадцатого столетия

Примерно через 150 лет после смерти Рафаэля — Кеплер и Галилей к этому времени уже давно умерли, Гарвеи — не­сколько лет назад, Шваммердам открывал неизвестные тайны анатомии, Ньютон уже разработал систему гравитации, соро­калетний Джон Локк предпринял научный анализ человече­ского ума — в это время было создано поэтическое произведе­ние, о котором Гёте сказал: «если бы поэзия исчезла из мира, ее можно было бы восстановить из этой пьесы». Это было, ду­маю, искусство гения в превосходнейшем смысле слова! Художником был Кальдерон, произведением — «Стойкий принц».⁶²⁸ Такие щедрые слова из уст компетентного и всегда немногословного человека дают понять, что творческая сила искусства в XVII веке не ослабела. Мы не будем в этом сомне­ваться, если вспомним, что Ньютон, современник Кальдерона, мог бы видеть Рембрандта у мольберта и может быть — не знаю — видел, точно так же как он мог бы, приехав в Герма­нию, услышать одну из «Страстей Христовых» великого кан­тора собора св. Фомы, и без сомнения, видел и знал Генделя, который задолго до смерти Ньютона переселился в Англию. Здесь мы переходим через середину XVIII века. В год смерти Генделя в зените своих способностей находился Глюк, родился Моцарт, а Гёте, если еще не для всего мира, то для своего рано умершего брата Якоба уже много написал, и благодаря присут­ствию французов во Франкфурте познакомился с театром в зале и за кулисами. В конце того же года родился на свет Шил- л ер. Уже этих беглых замечаний — при этом я не думал о рас­цвете искусства в Англии, от Чосера до Шекспира и до Хогарта и Байрона, и о богатом творчестве Франции, о создании готического стиля в XII и XIII веке, до великого Расина — доста­точно для доказательства, что ни в одном столетии с момента возникновения нашего нового мира не было недостатка ни в глубокой потребности в искусстве, ни в широко распростра­ненной художественной гениальности, ни в их расцвете в пре­красные картины в искусстве гения. Кальдерон, как мы уже видели, здесь не единственный: слова Гёте о его «Стойком принце», можно было бы отнести и к «Макбету» Шекспира, и между тем, постепенно, до необыкновенного совершенства выросло чистейшее из всех искусств, которое дало немецким поэтам инструмент, необходимый для полного выражения — музыку. Отсюда понятна ничтожность утверждения, что ис­кусство и наука исключают друг друга: утверждение, которое частично основано на совершенно произвольном и неприемле­мом определении понятия «искусство», и частично на незна­нии исторических фактов и привитой абсурдности суждения.

Если существует столетие, заслуживающее обозначения «естественнонаучное», то это шестнадцатое, эту точку зрения Гёте подтверждает авторитетное свидетельство Юстуса Ли- биха (с. 800 (оригинала. — Примеч. пер.)). Но XVI век есть век Рафаэля, Микеланджело и Тициана, в его начале был еще Леонардо и в конце — Рубенс. Век естествознания par excellence был также несравнимым веком изобразительного искусства. Однако все эти деления следует отбросить как ис­кусственные и ничего не говорящие.⁶²⁹ Не существует столе­тий, кроме как в нашем воображении, и не существует отноше­ния между искусством и наукой, кроме как во взаимном косвенном развитии. Существует единственно великая, осво­божденная, действующая во всех областях сила, сила опреде­ленной расы. Правда, эта сила то здесь, то там тормозится или поощряется, часто чисто внешними, случайными событиями, иногда великими идеями и под влиянием выдающихся лич­ностей. Так, например, итальянская живопись пробудилась к самостоятельности и значению под непосредственным влия­нием Франциска Ассизского, когда его орден требовал от больших церквей росписи стен для поучения неграмотного на­рода. Так в Германии постепенно гаснет вследствие трехвеко­вой эпохи войн, опустошений и внутренних раздоров желание и способность к изобразительному искусству, потому что оно как ничто другое требует богатства и покоя, чтобы жить. Или еще: кругосветные путешествия способствуют активному изу­чению астрономии (с. 773 (оригинала. — Примеч. пер.)), появ­ление же иезуитов полностью искоренило цветущую науку Италии (с. 698 (оригинала. — Примеч. пер.)). Все это могут и должны показать нам на основании конкретных фактов исто­рики — а также историки искусства — а не оглуплять наши суждения негибкими обобщениями.

Искусство как целое