Как и в прошлый раз, муть внутри «экрана» постепенно исчезла, открывая участок поля, где я оставил Марику со старшиной. Резо и Ваня уже вернулись. Стоя на одном колене, они стреляли в сторону близкой рощи. Марика отстреливалась вместе с ними из автомата Синцова. Сам Петр Евграфович, с пробитой головой и пятью бурыми пятнами на маскхалате, лежал неподалеку, глядя безжизненными глазами в хмурое небо. Рядом с ним, с кляпом во рту и со связанными за спиной руками, сгорбившись, сидел пехотный офицер вермахта.
Дитрих что-то прошептал и сделал движение пальцами. Изображение в «окне» поменялось, и я увидел преследователей. Растянувшись длинной цепью, немцы, глубоко проваливаясь в сугробы, шли на разведчиков, стреляя по ним короткими очередями.
– Что делать? Не повезло, но ведь никто не знал, что так получится. Я выполнил свою часть сделки, теперь твоя очередь. – Он повернулся к жене барона, держа нож в руке лезвием вниз: – Сванхильда!
– Да, мой господин!
– Начинай обряд. Я готов вернуться в этот мир.
– Зато я не готов! – крикнул я, левой рукой откидывая полу шинели. Игла алмазным блеском сверкнула в воздухе и на всю длину погрузилась в бедро. Я сжал пальцы на тюбике и взвыл от нестерпимой боли. Ощущение было такое, словно к ноге прижали раскаленный добела штырь.
Вакцина Валленштайна подействовала мгновенно. Мозг едва не взорвался от хлынувших в него импульсов. Я чувствовал каждую клетку организма, ощущал происходящие с ними метаморфозы. Кости с хрустом росли в длину, мышцы наливались нечеловеческой силой. Одежда и кожа лопались с сухим треском, из-под лохмотьев лезла покрытая шерстью шкура. Суставы крутило так, будто меня растянули на дыбе. Я задыхался, хрипел, хватал воздух ртом, рвал на груди кожу и мышцы растущими когтями, словно хотел освободить распухшее до чудовищных размеров сердце. Челюсти затрещали, меняя форму. Скосив глаза к переносице, я увидел, как они вытягиваются в длину. Зубы заныли так, словно в пульпу воткнули миллиарды острых игл. Не в силах больше терпеть мучения, я заорал, с удивлением отмечая, как крик переходит в протяжный вой.
Сванхильда первой поняла, какая опасность ей грозит, и бросилась бежать. Дитрих немного замешкался, и это промедление стоило ему жизни.
Шумно втягивая влажным носом морозный воздух, оборотень повернулся к человеку. Зрачки его светло-желтых с коричневыми крапинками глаз сузились до размеров булавочной головки. Покрытая жесткой шерстью кожа на вытянутой морде собралась глубокими складками, и из зубастой пасти зверя вырвался оглушительный рык.
Когтистая лапа промелькнула снизу-вверх наискось. Треск. Хруст. И голова Дитриха повисла на изогнутых когтях, как капустный кочан на вилах. Багряный фонтан вскипел вокруг торчащего из кратера шеи белого позвонка. Коротким толчком в грудь зверь опрокинул агонизирующее тело в эсэсовской форме на розовый от крови снег и серой молнией метнулся вдогонку за убегающей женщиной.
Прежний я вынырнул из затянутого багровой пеленой омута, увидел на окровавленном снегу растерзанный труп Сванхильды с грудой выпавших из распоротого живота кишок и отшатнулся. Кто ее так? Где Дитрих? Его обезглавленное тело нашлось возле дерева метрах в двадцати отсюда. Повсюду были отпечатки следов, очень похожих на волчьи, но гораздо крупнее.
Прилив дурноты накрыл с головой, горло сдавило железной рукой удушья. Я хотел расстегнуть пуговицу тугого ворота, но пальцы наткнулись на густой мех. Тогда я поднял руку и увидел вместо ладони когтистую лапу. Холодея от ужаса, я глянул вниз и замер от увиденного. Вместо одежды мое тело покрывала густая серая шерсть.
Я – зверь! Это сделал я! Это я их убил!
– Яа-а-ау-у-у!
Вой длился долго, с переливами. Когда я опустил голову, он все еще плыл между присыпанным снегом деревьями, пока не запутался на далекой поляне в голых ветках орешника.
Краткий проблеск человеческого сознания едва не растаял под новым натиском звериной сущности. Я ухватился за ускользающий луч моей памяти, как утопающий за соломинку, и невероятным усилием воли подавил в себе показавшего оскал волка. Несмотря на титанические усилия, зверь понемногу брал верх. Мысли путались, глаза то и дело затягивала красная пелена, и я рычал от дикой злобы и жуткого голода.
Из раскрытой пасти вырывались облака морозного пара. Вязкая слюна, стекая по клыкам, капала на снег рядом с когтистыми лапами. Несколько капель попали на густую шерсть и на холоде быстро застыли желтоватыми кляксами.
Я хотел есть и мог хоть сейчас досыта набить брюхо, но запретил себе смотреть в ту сторону. Я знал, стоит мне уступить, впиться зубами в остывающую плоть, и назад пути не будет.
«Окна» все еще были там, где их открыли Сванхильда и Дитрих. Я смотрел на эти «пробоины», улавливал покрытыми шерстью остроконечными ушами долетающие оттуда звуки, шевелил мокрым носом, чуя запах пороховой гари, но никак не мог вспомнить, зачем они и для чего. Совершенно случайно в одном из «окон» я увидел вервольфа, с радостным воем признал в нем равного себе, мощным прыжком перескочил на ту сторону и сразу оказался в гуще боя.