Основы человечности для чайников

– Многие заклинания, особенно сложные, а ментальные – все сложные, поэтому мы с тобой их и не касались… – неторопливо начал Людвиг. – Слушай, Диана не весь сок утащила? Тогда плесни еще, пожалуйста. И не стой над душой, садись и внимай. Ну так вот, многие заклинания требуют больше одного источника силы и больше одной точки запуска. Один человек чисто физически не способен их активировать. А рассчитать или направить – вполне. Поэтому у нашего глубокоуважаемого совета директоров разделение труда: пока твой отец рассказывает что-нибудь умное и отвлекает внимание на себя, мой настраивает чары, а потом они с Рыбниковым начинают потихоньку их запускать. От Рыбникова там, конечно, только сила. И далеко не в самых больших объемах, так, для поддержки. Но тратится все равно прилично, и чувствует он себя после таких магических развлечений не лучшим образом, хоть и пободрее меня. Да и в целом он – та еще бездонная бочка энергии, опустошить сложно, но жена его все равно после такого обычно подкармливает. А сегодня она не смогла прийти, так что пришлось Диане.

– А почему он не может перед выступлением одолжить силу у той же Дианы? – удивился Тимур. – Или у… сколько у нее там братьев? Четверо? От каждого понемножку.

– Откуда же я знаю? Может, не умеет. Или они сами не дают. А может, он просто нормальный и не хочет заниматься энергетическим вампиризмом. Потому что это… в общем, немножко неприлично. И стремно. Почти как каннибализм, только съедается не физическая часть человека, а духовная.

– Тогда почему ты на это соглашаешься?

Людвиг повертел в руках стакан.

Сок горчил.

Или это внутри Людвига что-то горчило, тянуло, вязало язык и губы, мешая произносить слова. Не гранат, а хурма какая-то…

– Мы договорились. Это… вроде как… моя плата за обучение. Или сыновний долг. Или благодарность за то, что меня приняли в семью, кормили и одевали. Или что-то между.

– Так поступать – не по-человечески!

– А я и не человек.

– Да, ты не человек, ты идиот! Почему мне не сказал?! – Кажется, Тимур разозлился.

Обычно люди от ярости краснеют, а он бледнел. А еще странным образом начинал выглядеть взрослее и собраннее. Легко верилось, что сейчас он встанет и твердым шагом пойдет вершить правосудие, то есть рассказывать этому, как он неправ.

Только весь рассказ в итоге уместится в сбивчивое «Так нельзя, это неправильно!». А потом этот новоявленный защитник сирых и убогих забьется в какой-нибудь угол (или на крышу, или под мост) и будет там рыдать.

А вытаскивать кому? А вытаскивать опять Людвигу, который, между прочим, еле сидит и в ближайшую пару дней ни на какой героизм не способен.

– Что я должен был тебе сказать? – тихо спросил он, прикрывая глаза. – Что я для собственного отца – не живое существо, а источник энергии? Дармовая батарейка? Инструмент для достижения целей? Ну вот, теперь ты в курсе. И что, легче стало? Птицы запели, цветы распустились, жизнь заиграла новыми красками? Нет? И зачем тогда ворошить? Кому от этого станет легче?

– Тебе, например. Если выговоришься.

– Не станет. И без того тошно, а если вслух говорить – то вообще…

И так уже много лишнего сказал, как будто Диана вместо сока коньяк подсунула. Хотя с нее бы сталось…

Но на Тимура слова подействовали: на баррикады он уже не рвался. Наоборот, ссутулился и спросил тихо:

– И кто еще, кроме Динки, знает об этом регулярном энергетическом изнасиловании?

Людвиг поморщился. Подростковая прямолинейность ударила между ребер, на мгновение перебив дыхание. Хотя в целом Тимур все понял и охарактеризовал правильно. Слишком правильно. Слишком точно.

– Думаю, многие. Если не знают – догадываются. Может, даже обсуждают шепотом за спиной. В лицо-то не скажут, побоятся. Это только подруга твоя так умеет – ворвалась без приглашения, нарычала, спасла и удрала раньше, чем услышала благодарность.

– Мне кажется, ты ей нравишься, – осторожно заметил Тимур.

– В смысле? До сих пор? То есть… – Людвиг на мгновение почувствовал себя полным идиотом. – Да ну, быть не может. У нее же парни меняются как погода: каждый день что-нибудь новенькое.

– Потому и меняются, что ни с кем ничего серьезного никогда не было. Они для нее… ну, как аксессуар, симпатичный, но не очень ценный. Такая подвеска на мобильнике, китайская, со стразами. Они, знаешь, иногда оптом продаются, десятками, а то и сотнями. Одна оторвалась – цепляешь другую и идешь дальше. – Тимур вздохнул и грустно посмотрел на свой телефон, на котором вообще никакой подвески не было. – Ну вот. Она, конечно, ворчит, что я о тебе постоянно говорю… Но ведь слушает. Еще и вопросы задает. Ей интересно, как у тебя дела.

– А может, ей просто с тобой поговорить хочется?

– Мы на разные темы общаемся, не думай, что только тебя обсуждаем. Но если вдруг начинаем о тебе, она сразу вся подбирается и разве что хвостом не виляет. Да и сегодня – это же она мне показала, где ты. Еще и поторопила, чтобы я шел сразу сюда, а не отвлекался на все подряд. Иди, мол, спасай, приводи в чувство. А сама в магазин побежала. И сока с запасом взяла…