Основы человечности для чайников

– И кто после такого поверит, что ты злой и страшный серый волк? – попыталась улыбнуться Ксюха.

– Тимур Игоревич? – улыбнулись ей в ответ.

– Разве что он. – Ксюха снова посмотрела на часы и поднялась со шкуры. – Ладно, если ты заранее сдался, то не мешай мне делать хоть что-то. Зря я, что ли, расписание выясняла? Тетрадка сама себя не свистнет.

– Переубеждать бесполезно, да?

– Даже не пытайся.

– Ладно, не буду. Только подскажу одну мелочь, о которой ты не подумала: зачем красть тетрадку, если можно сфотографировать или переписать из нее все нужное, а оригинал вернуть на место?

– Откуда мне знать, что именно там нужное, а что Тимур от скуки на полях рисовал?

– А я тебе объясню.

Людвиг отряхнул с ладоней крошки печенья и осторожно поднялся.

– И что это значит? – спросила она.

– Мне кажется, все очевидно. Я иду с тобой.

Ксюха почувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбке.

Нет, не сдался! Все еще не сдался.

А значит – все непременно будет хорошо!

* * *

В узком туалете старой хрущевки было довольно тесно. Особенно вдвоем.

При перемещении Ксюха больно стукнулась коленкой об унитаз, а Людвиг чуть не вышиб локтем пластиковую панель, закрывающую трубы.

– А представь, если бы Тимур оказался сейчас дома, причем именно здесь? – хмыкнул он, когда они вывалились в коридор. – Мало ли что: отравился, на работу не пошел, еле доковылял до сортира, а тут вдруг мы!

– Не смешно, – ответила Ксюха, но почему-то рассмеялась.

Невозможно было не смеяться, представляя лицо Тимура, когда на него из ниоткуда падают прежний учитель и актуальная ученица.

Квартира, к счастью, оказалась пуста. На первый взгляд, по крайней мере.

– Которая комната? – деловито уточнил Людвиг, принюхиваясь к чему-то, недоступному для обычного человеческого обоняния.

– Вот эта. А там спальня.

– Да, не дворец!

– Сказал человек, который раньше жил в кособокой деревянной хибаре.

– У меня печка была. И двор. А тут тесно и пылью пахнет.

– Нормально здесь все! – Ксюхе почему-то стало обидно за Тимура.

Наверное, потому, что у нее была точно такая же квартира с узким коридором, низкими потолками и тонкими стенами. И вездесущей пылью – она, казалось, возникала прямо из воздуха, стоило хоть на мгновение отвести взгляд от совершенно чистой поверхности.

– Да нормально, нормально, не злись. Просто я думал, что у него чуть попросторнее, а не так… – Людвиг обвел гостиную рукой в поисках нужного слова и зацепился за старую люстру с висюльками. Хрусталики зазвенели, но не мелодично, а словно устало. «Ходят тут всякие, руки распускают, никакого покоя от них», – явственно слышалось в этом звоне. – Или это у него новая квартира?

– Вроде он говорил, что всю жизнь здесь живет. А ты разве не был у него?

– Как-то не доводилось.

– Серьезно? Почему? Он же у тебя бывал.

– Он иногда даже жил у меня по несколько дней. А я у него что забыл? Родители – нормальные люди, семья, быт, а тут мы со своей магией, от которой то шторы загораются, то стекла трескаются.

– То линолеум менять приходится. – Ксюха кивнула на полустертые меловые разводы и дырки от циркуля.

И запоздало задумалась: если Тимур в квартире своего детства обитает один (ладно, иногда с Дианой), то куда делись родители? Может, конечно, давно купили новый дом или дачу и живут там в свое удовольствие, цветочки выращивают и колорадских жуков с картошки обирают. А может, и нет.

Тимур никогда о них не упоминал. И в фотоальбоме их не было.

Спросить у Людвига? Так ему-то откуда знать, он сам все пропустил.

– Хорошо, что он сейчас один живет, никто из-за испорченного пола ругаться не будет, – наудачу закинула удочку Ксюха.

– Хорошо. – Людвиг слегка замешкался. – Не знаю. Наверное.

«Или не все пропустил», – мысленно вздохнула Ксюха, выдвигая нужный ящик из шкафа. Все же с Людвигом и его вечными умолчаниями иногда было сложно.

Но не сейчас же допрос устраивать. Захочет – сам расскажет.

– А вот и тетрадочка!

Тетрадь была обычная, школьная, с зеленой обложкой, слегка обмахрившейся по краям. Никак не подписанная, зато с нарисованным в углу цветочком. Первую страницу тоже украшали цветочки, листочки, затейливые вензельки – и схематичный череп с подписанными на латыни костями.

– Диана! – уверенно опознал Людвиг. – Ее художества. Дай-ка сюда.

Ксюха послушно протянула тетрадку.

Людвиг листал ее небрежно, демонстративно хмыкая в некоторых местах.

– Тут у нее ошибка. – Он ткнул пальцем в длинную формулу, которая расползлась на несколько строк. – Но вроде не критично, в рамках погрешности. О, а это наша остановочка!

Над нужной записью красовался одинокий глаз с вертикальным зрачком и длиннющими ресницами. Возможно, он что-то символизировал, а возможно, рисовать глаза Диане нравилось не меньше, чем цветочки и черепа.