«Остяк, — писал К. Ф. Карьялайнен, — может разговаривать с купленным им топором, как с разумным существом, желая ему долгой жизни, и музыкальный инструмент типа арфы-журавля издает лучшие звуки только тогда, когда ему повяжут на шею кусок пестрого ситца» (Karjalainen K. F., 1921. S. 27). Долганы, сделав крюк для котла, умащают («кормят») его жиром дикого оленя, с добрыми пожеланиями (Попов А. А., 1958. С. 83–84). У чукчей шкуры, сопки, горы и пр. разговаривают друг с другом, ссорятся, влюбляются, женятся; необычные камни, хранимые как амулеты, нередко считались женой или сыном владельца (Богораз В. Г., 1908. С. 63–65). Душа-призрак «мертвой» (сломанной) вещи, если ее положить в могилу к покойному хозяину, следует за ним (за его душой-призраком) в мир мертвых и служит ему там так же, как в мире живых.
Как видно из вышеизложенного, душа-тень и душа-призрак (первая и вторая души, по В. Н. Чернецову) очень схожи между собою: обе обидчивы, мстительны, способны вредить людям; обе выглядят как тени (призраки); обе после смерти человека живут, в основном, в темноте под землей; жизнь обеих ограничена определенным сроком и т. д. На это обратил внимание еще К. Ф. Карьялайнен, отметивший внешнюю, функциональную и семантическую близость двух вышерассмотренных душ у обских угров и невозможность в ряде случаев их типологического разделения (Karjalainen K. F., 1921. S. 47). Аналогичную картину мы наблюдаем у других западносибирских групп — например, у энцев, где сходство этих двух душ выражено даже в созвучности их названия: сидокго (душа-тень) и сиддого (душа-призрак).
В. Н. Чернецов, трактуя первую и вторую души у обских угров (душу-тень и душу-призрак) как две разные жизненные субстанции, в той же статье через несколько страниц неожиданно высказывает вроде бы никак не вытекающее из предыдущего содержания замечание: «По мере того как постепенно изменяется его (покойника. — М. К.) тело, изменяется и его душа, превращаясь из видимой тени в невидимую урт, особенно опасную для родных и близких, которых она стремится увести с собой. Это опасное состояние души продолжается до того момента, пока не наступает последняя… смерть», т. е. уход урт в Нижний мир (Чернецов В. Н., 1959. С. 154). Таким образом, В. Н. Чернецов в принципе признавал, что вторая душа, душа-призрак (в данном случае ее привилегированная вариация — «урт»), есть не что иное, как измененное состояние первой, могильной, души (души-тени), результат окончательного «созревания» последней.
Однако следует заметить, что этапность развития представлений о душе у разных сибирских народов не вполне совпадает. Для северовосточных палеоазиатов (например, чукчей) темная сущность, отправляющаяся после смерти человека в Нижний мир, — почти то же самое, что «живой покойник»; это, видимо, свидетельствует об архаичности анимистической стороны палеоазиатских представлений о Мире.
По мере развития человеческого социума душа-призрак обретает все большее социальное содержание. Если посмертное изображение простого остяка, изготовленное его женой, хранилось лишь в течение определенного срока (не более трех лет), а затем захоранивалось, то в случае смерти шамана «в честь его памяти тоже делают болвана, но ему уже не одне женщины его рода, но и мущины, пасомые им, из рода в род поклоняются как божеству» (Шавров В. Н., 1871. С. 8). Здесь мы имеем дело не просто с душою, но с более высоким ее выражением — духом, являющим собою не столько человеческое, сколько божественное начало.
Подобное же дифференцированное отношение к умершим наблюдается у северных самоедов. Тазовские ненцы через семь-десять лет после смерти почетного родственника делали его деревянное изображение «нгытырма сиданг» («предка тень»), «тщательно наряжали и держали «вечно» (обычно три-четыре поколения)… Таким образом, двойник (душа-призрак. — М. К.) через несколько лет становится предком-покровителем семьи, и ему приносили жертвы и моления, как и добрым духам» (Прокофьева Е. Д., 1953. С. 206–207).
Есть основания предполагать, что богочтимым предкам (духам) поклонялись до тех пор, пока не утрачивалась по тем или иным причинам преемственная связь поколений. Так, у селькупов парге (идол), изображавший духа-предка, терял силу, как только умирал последний его потомок-мужчина. Равным образом можно было положить конец силе и власти парге, уничтожив всех его потомков по мужской линии (Пелих Г. И., 1981. С. 96–97).