Основы языческого миропонимания

Посмертные изображения изготовлялись не только для того, чтобы почитать их. Они были нужны в первую очередь самим умершим, вернее, их душе-призраку. Если при жизни человека вместилищем души было живое тело, то после смерти, до окончательного закрепления души-призрака в ином мире, ей делали заместительное тело — «болвана», «куклу», к которым родственники относились, как к живому человеку, оказывали внимание, одевали, кормили. Без такого искусственного тела-пристанища (временного у простолюдинов, «вечного» у выдающихся личностей) душа чувствовала себя несчастной, заброшенной, бесприютной, могла озлобиться и навредить. Боясь оказаться в столь печальном положении, души людей, погибших на стороне, сразу же устремлялись домой. Более того, чтобы избежать возможных недоразумений, уходившие на войну иногда в предчувствии гибели предупреждали близких, чтобы они готовы были встретить их души (заблаговременно сделать идолов?) и даже указывали приблизительный срок встречи. Так, остяцкие богатыри из городка Эмдер, начиная поход в городок Харду, говорят оставшемуся дома дяде: «Когда листья деревьев падут на мертвую кожуристую мохнатую землю, тогда жди наши души (от) нас — людей, обладающие руками и ногами» (РаАапоу 5., 1900. 5. 16).

В старой этнографической литературе нередко употреблялся термин «кукла» — обычно как синоним семейного идола, содержащегося среди домашних святынь и далеко не всегда соответствующего современному пониманию детской куклы. Чукотские «куклы» изготовлялись из шкурок и наполнялись мелкой древесной стружкой или опилками, которые при каждом несчастном случае высыпались. Эти изображения являлись не только игрушками, но и покровителями женского плодородия. Выходя замуж, женщина уносила с собой свои «куклы» и прятала их в специальный мешок, хранившийся у изголовья постели, что являлось необходимым условием скорейшего и благополучного появления детей. По мнению чукчей, передача «куклы» постороннему лицу грозила нарушить плодородие семьи. Когда рождались дочери, мать давала им играть в свои «куклы». Если «кукла» была одна, ее отдавали старшей дочери, для остальных делали новые (Слюнин Н. В., 1895; Богораз В. Г., 1901. С. 48).

Интересно сообщение Д. Т. Янович о куклах нижнеобских аборигенов. «Обские остяки и ямальские самоеды, — писала она в письме к В. Харузиной, — делают своим детям… особые 2—3-вершковые куклы (окань), которые представляют из себя в одежде некоторое подобие женщин, но без человеческих голов, туловища и конечностей, чтобы избежать сходства со священными изображениями, вырезанными в честь и память усопших родственников со всеми деталями человеческого корпуса, хотя иногда и без рук, но всегда с отчетливой скульптурой лица. Лицо человеческое, даже грубо и едва-едва намеченное на бревне или палке, уже само по себе заслуживает уважения и почтения, так как ему безусловно есть в мире духов гомолог, и приделать его к кукле, к игрушке считается совершенно непозволительным и кощунственным, играть же и забавляться — тяжким грехом. Чтобы избежать этого и все же дать выход удовлетворению естественного желания всякой девочки поиграть в материнство, употребляется вместо подобия человеческой головы верхняя челюсть утиного или тарпаньего клюва, которая пришивается к прямоугольному кусочку сукна, образующему «тело» куклы. Каждую куклу, не имеющую, таким образом, ни рук, ни ног, одевают в меховой халатик женского покроя (сах), сшитый из обрезков оленьих, горностаевых или беличьих шкур, причем к утиному клюву иногда привешивается пара веревочных женских кос, за пазуху халата всовывается игрушечная детская люлька, но без ребенка».

Комментируя вышеприведенное письмо, В. Харузина высказала предположение, что «лишение главного признака человеческого изображения — лица (припомним, что в примитивном изображении бывают именно подчеркнуты характерные черты) лишает его в сущности жизни» (Харузина В., 1912. С. 129–130).

Из вышеизложенного следует, что найти игрушку-человека (детскую куклу), если она даже существовала в древности, археологически почти невозможно, так как лицо ее было лишено человеческих черт, равно как и тело, а сама она изготовлялась из быстроразрушающихся мягких органических материалов.

Но вернемся к душе-призраку.

Примерно с рубежа бронзового и железного веков, помимо старейшин, шаманов и других почетных «гражданских» лиц, родовыми покровителями и племенными божествами нередко становились погибшие в боях знатные воины (богатыри). Интересно, что слово «тонх», часто входившее у остяков в состав многословного богатырского имени, употреблялось в значении «богатырь» и «дух». То же самое относится к слову «лунг» («дух, богатырь») и «урт» («князь, богатырь, дух»). Титул «урт» («орт»), кроме этого, входил в состав имён некоторых божеств («Орт-ике») и в наименование одной из категорий культовых лиц («тонх-урт»).