Но оценка может быть и более обнаженной. Порфирий недвусмысленно, хотя поначалу и намеками, выражает свое отношение к содержанию мыслей и к нервозному поведению Раскольникова. Кроме Порфирия и после него о сути дела узнает Соня, а за ней и Свидригайлов. И Соня не может не оценить всего соответствующим образом, но ее оценка накладывается на впечатление от добрых дел Раскольникова по отношению к себе и Мармеладовым. Это ослабляет и сглаживает ее реакцию на преступление, но она не скрывает своей негативной оценки содеянного, которую разделяет с ней автор. Другие действующие лица – друзья и родные Раскольникова – не знают, что стоит за поведением героя, поэтому они очень удивляются и ищут мотивы, приписывая их большей частью его болезни. В этом тоже заложена оценка.
Что касается самооценки героя, которой ждут и Соня, и Порфирий, и автор, то она весьма сложна и непоследовательна. По наблюдениям Достоевского, герой или не признает своей вины, или признает ее с трудом, не окончательно. «Я может на себя еще наклепал, – мрачно заметил он, как бы в задумчивости, – может я еще человек, а не вошь, и поторопился себя осудить… Я еще поборюсь. – Надменная усмешка выдавливалась на губах его».
Соглашаясь с тем, что «подло вышло», Раскольников оправдывается, упрекает Соню, отождествляет ее с собой, обижает родных, сначала оскорбляет Дуню, затем просит прощения и т. д., и т. п. Все эти детали имеют оценочный характер. Но к сказанному можно добавить еще некоторые наблюдения.
Поскольку человек типа Раскольникова сразу же после содеянного и даже спустя некоторое время не осознает своей неправоты, санкционированной его собственной теорией, а элементарные принципы правосудия требуют осознания этого, то писатель приводит героя к самооценке особым путем, использовав свое знание человеческой натуры.
Те же диалоги и монологи, в которых Раскольников разъясняет свою точку зрения, имеют еще и другой смысл: они демонстрируют не только идею Раскольникова и ее сущность, но и его состояние путем размышлений о себе, фиксации своего настроения, оценки своих слов, поступков и намерений. Например, высказывая Порфирию какую-то мысль, Раскольников тут же оценивает и свои ощущения, и его реакцию. (Кстати, слово «ощущения» много раз встречается в тексте.) Иногда по этому поводу возникает большой внутренний монолог: «Главное, даже и не скрываются, и церемониться не хотят! А по какому случаю, коль меня совсем не знаешь, говорил ты обо мне с Никодимом Фомичем? Стало быть, уж и скрывать не хотят, что следят за мной как стая собак! Так откровенно в рожу и плюют! – дрожал он от бешенства, – Ну, бейте прямо, а не играйте как кошка с мышью… Встану, да и брякну всем в рожу всю правду; и увидите, как я вас презираю!.. – Он с трудом перевел дыхание. – А что, если мне так только кажется? Что, если это мираж, и я во всем ошибаюсь, по неопытности злюсь, подлой роли моей не выдерживаю? Может быть, это все без намерения? Все слова их обыкновенные, но что-то в них есть… Все это всегда можно сказать, но что-то есть. Почему он сказал прямо «у ней»? Почему Заметов прибавил, что я хитро говорил? Почему они говорят таким тоном? Да… тон… А вот что я злюсь теперь, так это, пожалуй, и факт! Фу, как я раздражителен! А может, и хорошо; болезненная роль… Он меня ощупывает. Сбивать будет. Зачем я пришел? Все это как молния пронеслось в его голове».
И так в массе случаев. Монологи нередко даются в форме несобственно прямой речи, а еще чаще в форме прямой, закавыченной речи. Прямая речь представляется писателю, по-видимому, единственной достоверной, ее структура свидетельствует о состоянии героя больше, чем о его мыслях. В такой речи фразы отрывочны, в них много повторов, многоточий, вопросов, восклицаний и прочих особенностей. Например, после болезни, в каморке: «Ба, Заметов!.. контора!.. А зачем меня в контору зовут? Где повестка? Ба!.. я смешал: это тогда требовали! Я тогда тоже носок осматривал, а теперь… теперь я был болен. А зачем Заметов заходил? Зачем приводил его Разумихин? – бормотал он в бессилии, садясь опять на диван. – Что ж это? Бред ли это все со мной продолжается, или взаправду? Кажется, взаправду… А, вспомнил: бежать! скорее бежать, непременно, непременно, бежать! Да… а куда? А где мое платье? Сапогов нет! Убрали! Спрятали! Понимаю! А, вот пальто – проглядели! Вот и деньги на столе, слава Богу! Вот и вексель… Я возьму деньги и уйду, и другую квартиру найму, они не сыщут!.. Да, а адресный стол? Найдут! Разумихин найдет. Лучше совсем бежать… далеко… в Америку, а наплевать на них! И вексель взять… он там пригодится. Чего еще-то взять? Они думают, что я болен! Они и не знают, что я ходить могу, хе, хе, хе!.. Я по глазам угадал, что они все знают! Только бы с лестницы сойти! А ну как у них там сторожа стоят, полицейские! Что это, чай? А, вот и пиво осталось, полбутылки, холодное!».