Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг.

Справедливости ради отметим, что, несмотря на событийную основу произведений А. Ровинского, немногие из них претендуют на продолжение балладной традиции. В отличие от Ф. Сваровского, А. Ровинский не актуализирует внимание на фантастических сюжетах, не обращается к пародированию научной фантастики. Автор использует жанровые черты романтической баллады прежде всего для передачи вечных ценностей, актуализации состояния потерянности современного человека, связанного с утратой стабильности эпохи, ее культурных и нравственных ценностей. В этом отношении определенный интерес представляет баллада «Что это за земля, к которой я приплыл?».

Данная баллада на первый взгляд представляет собой реализацию классического сюжета о похождениях рыцаря Тристана и его любви к Изольде. Но поэт, скорее, использует лишь формальные признаки баллады (традиционный сюжет, эпическое начало, диалогичность) для достижения своих интенций, а именно как внедрение в текст интертекстуальных мотивов, так и выражение идеи вневременности и замкнутости жизни, то есть реализации универсальных, онтологических мотивов. Использование в качестве героев сюжета персонажей легенд позволяет придать произведению универсальность, где каждый герой есть проявление определенной общей черты (к примеру, Тристан и Изольда олицетворяют мотив вечной любви, а Гуверналь – пример архетипа воспитателя).

В балладе имеется лишь условная привязанность к топониму:

«Клянусь верой, – говорит король, – это Ирландия» [42].

Однако этот топоним размывается, он становится лишь одним из элементов конструкции, отмеченным принадлежностью к исходному материалу.

Литва, как больной ребенок, плачет, держится за игрушки, бормочет песни.
Рисую ее границы в тетради. Бог ей в помощь, а я возвращаюсь.

Или:

Озера, татарский поселок,
английский и здесь понимают. Может, сюда переедем? [42].

К тому же автор намеренно не определяет время, оно также условно, а лучше сказать, что время здесь или отсутствует, или просто не имеет принципиального значения.

Хлеба и зрелищ, Тристан, им бы только хлеба и зрелищ,
этим ирландцам. От кельтского ренессанса до народной армии
всего один шаг, замешанный на прогрессе [42].

Композиционный прием кольца подчеркивает замкнутость жизни, ее необратимость, обреченность.

«Что это за земля, к которой я приплыл?» —
 говорит Тристан [42].

Обреченность повторять все снова и снова. Герои словно попадают на ленту Мебиуса и вынуждены всегда возвращаться к исходной точке своего путешествия. Герои баллады словно находятся вне мира ⁄ вне пространства и времени. Они потеряны и пытаются выйти в реальность, закончить это представление, вечно длящуюся ювеналию. Но выход за границы обречен на провал, и герои вынуждены вечно скитаться в «нигде».

Сопряжение разновременных элементов и закольцованность композиции позволяют поэту добиться эффекта «выключенного» времени. Это «нигде», а скорее – приписанность происходящего всему земному пространству позволяет подчеркнуть трагичность положения героев, а если шире – человека в мире.

А. Ровинский, как и Ф. Сваровский, не актуализирует жанровое обозначение своих произведений. Жанровый маркер не вынесен в заглавие, однако балладная атмосфера ощущается за счет введения элементов таинственности, страха, стирания границ миров. В лирическом цикле «Химия и жизнь» (книга «Extra dry», 2004), например, также невозможно определить границы пространства происходящих событий, их бытийную основу. Данный лирический цикл включает в себя более двух десятков поэтических текстов, которые передают безысходность и обреченность современного мира через абсурдные ситуации и образы. Так, уже в первой части обозначена основная трагическая тональность всего цикла:

сердобольная бабка нашла в сугробе за гаражами
грела в сухих ладошках вымыла в керосине
чистеньким положила сохнуть на подоконник
сидела и вспоминала о сене сыночке сыне
думала время времечко держали за хвост держали
было оно и нет как дихторша говорила
крыл моих облак слышен уже над пятыми этажам… [41].