Читаем Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг. полностью

В связи с этим более подробно остановимся на балладах основоположников «нового эпоса». Так, например, поэтическое творчество известного поэта и журналиста Ф. Сваровского отличается синтезом фантастических, мистических, научных сюжетов, появлением нового типа лирического героя. В современной отечественной поэзии с именем Ф. Сваровского связана деконструкция жанра романтической баллады. Современный поэт привносит в нее гротескно-фантастический сюжет. Исследователи отмечают, что «сам по себе фантастический дискурс в русской поэзии не нов. Но Сваровский сделал его основным фактором своей поэтики – будь то заведомо научно-фантастические сюжеты или болезненные фантазии современника – и нашел для него идеальную, простую и свободную стиховую интонацию. Естественность этой интонации придает сюжетам Сваровского особый вкус достоверности, всегда присущий хорошей фантастике» [260].

Инопланетными мирами, роботами, космическими существами наполнен мир практически всех его поэтических сборников: «Все хотят быть роботами» (2007), «Все сразу» (2008), «Путешественники во времени» (2009), «Слава героям» (2015) и др. Двоемирие, драматизм, страсти, душевные коллизии, печальная развязка граничат с фантастикой, бездушными роботами, уродливым изображением действительности. Через подобную лирическую форму поэт показывает духовное измельчание человека XXI в., его нравственный распад, деградацию общества. Погружение в науку или быт – это своего рода бегство от самого себя, ограниченность интересов, бесполезность растраченной жизни.

одинв 10 лет мечтал дружить с роботомв 14 представлял, как женится на девушке-андроидев 20 думал о том, как со временем сменит органикуна сверхпрочные углеродные материалыучился на инженеравходил в комитет искусственного интеллектакаждое лето проводил не у моряа у монитораходил в турпоходы только в виртуальном пространствевот, значиткак мала человеку земляи даже близкие ему – обузаи причемникто никем не доволен<…>каждый ищет чего-то другогочего-то каждый стыдитсяникто не хочет быть тем, кем родилсяс удовольствием забывают родную речьсвой город, где кто гулял, учился [50].

Каскадный набор космической атрибутики (скафандр, луноход, пришельцы, роботы), которым переполнен балладный мир Ф. Сваровского, не случаен. Через него автор передает апокалипсис современного мира, утопающего в киберсреде, искусственно выстроенной цивилизации, где нет места простым человеческим чувствам, по которым так тоскует герой. Его лирическое «Я» выходит за пределы поэтического текста. Граница между сном и явью, реальностью и ирреальностью, как и в романтической балладе, в текстах Ф. Сваровского стирается. Так, например, в балладе «Смерть десантника» читатель знакомится с «опытным капитаном» Джексоном, который трагически умирает в окружении «мерзлого песка» и «метановых луж». Поэт не говорит о том, что привело к его гибели, ему важно подчеркнуть, что он один, никому не нужный, никому не известный. Кажется, что надежды нет, но неожиданно в стихотворении появляются образы ангелов:

вокругтолько ангелытак многочто мешают друг другу<…>роятсянаверхвосходя [50].

Ф. Сваровский показывает синтез реального и ирреального. Появление ангелов – это знак того, что десантник не один, Бог всегда рядом с каждым из нас. Однако не стоит забывать, что ангел – это призрачное существо, граничащее с мистикой, поэтому для читателей остается загадкой: действительно ли к умирающему десантнику пришли ангелы, или это были предсмертные галлюцинации храброго капитана, цепляющегося за жизнь. Подобное соединение пространств и миров мы можем наблюдать во многих произведениях Ф. Сваровского. Например, в стихотворении «Луноход-1» герой воображает себя Луноходом, повествует о своем прошлом и неожиданно подчеркивает:

я вижу какую-то лодкув пустынном мореспасшегосяморяка сидящего на кормеон засыпает от изнеможенияа лодкавнезапно причаливает сама [50].

Происходит это в реальности или же это сон, сказать невозможно. Поэт фиксирует сиюминутность представленных событий. Их констатация передается монотонно и безэмоционально, что подчеркивается отсутствием знаков препинания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука