Читаем Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг. полностью

Актуализируя традиционные балладные черты, Ф. Сваровский одновременно и разрушает их, деформация происходит за счет обилия трешовых сюжетов, которые переполнены аллюзивными отсылками к многочисленным штампам американского научно-фантастического кинематографа и советской фантастики. Во многом современный поэт переактуализирует и характерный трагический финал романтической баллады. Синтезируя ироническое и трагическое, автор подчеркивает одиночество и неуютность человека в современном мире. Герои его баллад – это люди с подчеркнутой инаковостью: умалишенные, физически изнуренные, пережившие войну, одинокие люди. Например, в балладе «Два робота плыли» поэт показывает, что бездушное железо, роботы умеют дружить, в отличие от людей.

Петя <…>ты был друг и не органическийа металлическийи вообще ты был старой модели <…>ножалко что ты погибты мне был вообще как брат [50].

Особое значение трагическое приобретает в финале баллады «Тихая ночь в лесу». Один из главных героев, дедушка Ли, влюбился в девушку Фэи. Чувства героев взаимны. Ли ходит на свидания к возлюбленной через лес. Но однажды в пути его настигает метель, в которой дедушка Ли погибает.

ну, а на просекена 46-м километрезначит, споткнулсялежит человекночь же красива, тихаметель пересталападаетрыхлый снег [50].

Трагическое здесь соседствует с комическим, которое создается за счет поэтического диалога с классической русской литературой. Узнаваемый образ «ночь красива, тиха» явно отсылает читателя к поэме А. С. Пушкина «Полтава» («Тиха украинская ночь…»), где на фоне прекрасного ночного пейзажа показан задумчивый Кочубей с его кровавыми планами. Подобный синтез выводит трагическое из сферы обреченного и дает надежду на новое его осмысление. Безмятежность, счастье героев, благополучный финал невозможны и в романтической балладе, и в «новом эпосе» Ф. Сваровского, где рок, судьба тяготеют над героями. Однако именно травестирование, литературная игра снижают трагическое, дают возможность с нового ракурса посмотреть на происходящие события.

В балладе «Один на Луне», которая завершает сборник «Все хотят быть роботами», представлено надломленное, потерянное сознание героя Игоря Равилевича Сайфутдинова, единственного выжившего человека на Луне после мировой войны. Его потерянность и одиночество передаются за счет синтеза жанровой формы романтической баллады и современного психологического триллера. Классический балладный образ Светланы репрезентируется здесь не только как галлюцинации героя, некая туманность, но и как эфемерное счастье, которое недоступно герою:

это никогда не кончится —говорит себе Сайфутдинов —ты это уже поймилучше выпей лошадиную дозу барбитуратовмаму, Светлану свою неосязаемую обнимибудь увереншансов здесь нетты превращаешься в психалучше уж выйдии где-нибудь в кратере Тихошироким жестомшлем сферический отстегни [50].

Однако герой не исчезает и не умирает, как другие, а остается со своими видениями и с Богом в душе, что его и спасает. Именно Бог становится для одинокого потерянного человека единственной связующей ниточкой с миром и жизнью:

ходит везде без скафандрамолится Господу Богуза всехкто когда-тожил [50].

В данном случае мы опять можем наблюдать отсылку к романтической традиции, где образ поэта наделен божественным даром. Выживший герой Ф. Сваровского – это явная ориентация на образ поэт, который призван нести людям эту божественную истину, но этот герой подчеркнуто одинок и трагичен в современном мире. Не случайно И. Кукулин, анализируя баллады Ф. Сваровского, подчеркивает, что целью его произведений «является классическое романтическое “двоемирие”, выражающееся в противопоставлении блестящего прошлого героя его трагическому настоящему, либо способности его героического инобытия – скучной жизни и реальному существованию» [169].

Рассматривая пути трансформации жанра баллады в современной отечественной поэзии, необходимо также обратить внимание и на проникновение в ее структуру черт жестокого романса, а именно страсти, насилия, жестокости и кровопролития, нарушения норм морали и нравственности. Данные особенности обнаруживаются в таких балладах Ф. Сваровского, как «Что случилось в Судане», «Лиза Новак», «Небесный гость в 4 лепестка», «В будущем», «Все плохо» и др. Так, в балладе «Лиза Новак» поэт подчеркивает страсть, которая ведет к кровопролитию. Героиня пытается вернуть возлюбленного путем устранения соперницы:

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука