Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг.

По мере развития истории блоковская Прекрасная Дама постепенно приобретает реальный телесный образ советской школьницы – пионерки/комсомолки, своеобразный женский идеал эпохи, который, в свою очередь, низвергается оскорбленной женой в образ падшей женщины. М. Степанова отмечаете парадоксальные различия мужского и женского сознания: мужчины склонны превозносить идеалы женственности, далекие от образа выбранных ими же законных жен, и умение последних сбросить с вершины пьедестала этих нимф. Совокупность избранных художественных средств: разговорная лексика, обилие жаргонизмов, многочисленные аллюзии и реминисценции, жанровый синтез блатной песни, жестокого романса, баллады позволяет пародийно передать болезненное сознание современного мира и отдельного человека, потерявшего веру в счастье:

<…>
А я, у меня ничего своего,
Но эта астральная сучка его,
Воздушный его комиссар,
Ответит, ответит за каждый вираж
И вспомнит погибший его экипаж
И что там еще предписал!
<…>
Была пионерская форма на ней
Она покраснела до самых корней.
Слегка наклонилась в окне
И страшно в моих зашумело ушах,
Но к ней на подножку я сделала шаг
И суд заседает по мне.

…Простите ж меня, хоть прощения нет,

За гибель девчонки двенадцати лет <…> [56, с. 21–22].

Ревность, невозможность обретения личного счастья – основные мотивы и баллады «Беглец», в которой сквозь контаминацию песенного сюжета о несостоявшейся любви клена к березе, жестокого романса, блатных, дворовых песен, мотивов есенинской любовной лирики представляется суть страстной мужской натуры, не знающей границ в достижении своей главной цели – завоевании женщины. За ироничным планом насыщенного событиями сюжета (обретение героем счастья любви, его потеря, месть за свою первую любовь, как следствие – лишение свободы, побег, выяснение отношений с братом) проступает мятущаяся одинокая личность, пытающаяся осмыслить прошлое, настоящее и будущее:

И лежу, мертвея день ко дню,
В золотом кустарнике багряном,
Наблюдая мысленные ню,

Черепом светлея безымянным,

Проницая взглядом расстоя,
Сообщая химию полянам.

Вижу все, что не увидел я:

Брата на припеке за беседкой
И тебя, хорошая моя [56, с. 26].

Жанровые черты баллады в данном произведении, как это часто бывает у М. Степановой, размываются доминантными особенностями блатной песни. Однако избранная нарративная форма – повествование ведется от лица умершего героя – погружает сюжет в таинственную балладную атмосферу.

Мелодраматичный сюжет следующего произведения цикла, «Собака», соединяет в себе жанровые признаки баллады и рассказа в стихах, повествующего о погибшей собаке и ее встрече с хозяином через тридцать лет.

Криминальный подтекст, тема злого рока, тотального несчастья, мистического ужаса сменяется трогательной меланхолией, чувством раскаяния за непростительное предательство. В данном тексте повествование ведется от лица лирического героя, приехавшего на дачу с семьей. Его посещают воспоминания из детства: много лет назад на этом самом месте он отдыхал со своими родителями. В тексте подчеркнуто, что бояться в лесу нечего:

География не обещала беды:
Просто сеть крупнолистого леса,
Не считая приближенной слева воды,
Приповернутой кверху как линза [56, с. 28].

Но на фоне этого спокойного живописного пейзажа неведомая сила утянула за собой беззащитную собаку. Детская трагедия навсегда оставила след в памяти автора и сказалась на его дальнейшей жизни. Несмотря на преобладающую лиричность, М. Степанова все же включает в канву поэтического сюжета мистико-драматическую тональность: герой видит своего потерянного друга. Опять стирается грань между миром реальным и ирреальным, читателю приходится додумывать и фантазировать, в действительности ли пропавшее животное спустя столько лет вернулось к своему хозяину или же это плод его воображения: