Следует отметить и еще одно важное качество поэтического стиля М. Степановой – это введение в текст разных точек зрения и вставных конструкций, разнохарактерность которых дает повод к смысловым коннотациям. В этой связи поэтический текст, во-первых, отличается многогеройностью, каждый персонаж имеет свою сюжетную историю и индивидуализированный язык. Во-вторых, определенную идейно-эстетическую функцию несет в себе образ повествователя Ивана Сидорова, используемый как прием литературной мистификации. Это своего рода авторская маска. Поэтому автор не десубъективирован в сюжетном повествования, и, как это позиционируется теоретиками «нового эпоса», напротив, он, скрываясь за образом Ивана Сидорова, остается активным наблюдателем всех происходящих событий и собственного стиля письма («Автор затягивает на памяти узелок ⁄ и пресекает течение повествования, ⁄ оставив героя проявлять еще неизвестные нам дарования» [56, с. 168]). В-третьих, особую точку зрения несут в себе и вставные конструкции (письма-отчеты опера другу-коллеге Дине), наложение которых на основную сюжетную линию придает реалистический характер описываемым фантастическим событиям.
Очевидная эпическая основа сюжета с мозаичной комбинацией поэтических голосов необходима автору прежде всего для выражения лирико-драматической тональности. За виртуальным метафизическим пространством стихотворной повести выступает авторское осознание трагичности современной действительности, связанной с утратой счастья, потерей близких, страхом перед лицом смерти, поиском Вечной Женственности.
Поэтому символическое значение приобретает образ Черной курицы, одновременно олицетворяющий и своеобразное Женское начало, и его утрату, без чего обесценивается и жизнь мужчины («Ты ж не помнишь, ни когда на свет родился, ⁄ ни зачем и почему сюда явился, ⁄ ты ж не выдержишь без женского пригляда, ⁄ моя лада» [56, с. 146]). Интересную мысль в этом отношении высказывает М. Липовецкий, отмечая, что «Степановская Черная Курица в первую очередь манифестирует родную смерть, одновременно пугающую и укореняющую в утрате, саднящую и вытесненную на периферию сознания» [180, с. 253].
В итоге следует подчеркнуть, что «Проза Ивана Сидорова», на первый взгляд представляющаяся как ироническое лиро-эпическое произведение, в финале утверждает неуютность человеческого существования, его одиночество и сиротство:
Таким образом, особенность поэтического стиля данного поэтического текста М. Степановой, основанного на встрече-взаимодействии стиха и прозы, подчеркивает, что эпичность крупных поэтических форм дает современному автору широкие возможности в репрезентации лирического начала художественного текста. Кроме того, М. Степанова, экспериментируя с жанровой формой стихотворной повести, сказки, баллады, демонстрирует гибкость жанровой системы современной поэзии, способной вмещать в себе и событийность прозаических жанров, и лирическую всеохватность поэмы, и таинственно-мистическую атмосферу баллады, и драматическую напряженность трагедии.
Действительно, ориентация на эксперимент, мифотворчество, переосмысление и ломку традиций русской классической поэзии отличает балладное творчество представителей «нового эпоса». Балладные тексты Ф. Сваровского, А. Ровинского, С. Михайлова, М. Степановой напоминают фрагменты киносценариев с увлекательными и абсурдными сюжетами, где роль автора-повествователя сводится к позиции стороннего наблюдателя. Событийный ряд в их произведениях не связан с реальностью, действие происходит в ирреальном пространстве. Представители «нового эпоса» значительно трансформируют жанр романтической баллады, привнося в него научно-фантастические сюжеты и образы (Ф. Сваровский), «обломки» культурно-исторических эпох и политических катастроф (А. Ровинский, М. Степанова).
3.2. Многообразие поэтических трактовок балладного сюжета в поэзии начала XXI в.