Особо коварен и хитёр (СИ)

Многое зависело от того, что будет помнить утром Чонин. А может, всё уже и вовсе перестало иметь значение. Или всё будет точно так же, как было пять лет назад.

Хань рассеянно взял с полки круглую металлическую бляшку и повертел в пальцах. Так, если вот этой гладкой стороной вверх, то всё повторится, а если вот той стороной с резьбой, то он заполучит Чонина без особого труда и навеки.

- Раз, два, три… Твою мать!

Хань покачнулся на бортике, с трудом удержав равновесие и не шлёпнувшись в ванну, зато подброшенная в воздух бляшка сверкнула над унитазом.

Отчётливо булькнуло.

Хань ошарашенно пялился внутрь белой “вазы”, застыв на краю бортика с нелепо вытянутой вперёд рукой. Шёпотом и едва двигая губами, Хань выдохнул одно короткое, но неприличное слово. У него тут, понимаете ли, вопрос жизни и смерти, и вот, пожалуйста… Что это было? И как вообще можно трактовать подобный ответ на незаданный вопрос?

Бляшка стояла в воде вверх ребром.

***

Хань медленно чистил банан, размышлял о бренности бытия и жалел в мыслях свою ноющую после ночных приключений задницу, уже пять лет не испытывавшую подобных нагрузок. Утренние спокойствие и равновесие нарушил появившийся на пороге заспанный Чонин. Он пытался одновременно зевнуть, прикрыть ладонью рот, попасть рукой в рукав полосатого свитера и застегнуть джинсы. Хань даже замер с бананом у губ и постарался угадать, что же у Чонина получится раньше. Но потом взгляд своевольно сместился на смуглую кожу на животе - там и остался. Пока полосатый свитер не скрыл всю красоту и не заставил переключить внимание на что-нибудь иное. Например, на многочисленные засосы на шее Чонина. Качественные такие. Почти синяки.

Хань шумно сглотнул, представив себе реакцию Чонина, когда тот обнаружит эти “украшения”. Где бы попросить политического убежища на пару жизней вперёд? На Марсе?

- Чашечку какао? - осторожно вопросил Хань.

- Я сам.

Чонин прошёл мимо, бесцеремонно задев Ханя плечом, взял большую кружку, налил сваренное Ханем какао и сразу сделал большой глоток, потом отошёл к столу и принялся разглядывать пластиковые контейнеры. Хань отметил, что ему явно стало лучше, но ещё денёк полечить его не помешает. А потом Хань задумчиво откусил кусочек банана и уставился на обтянутую тёмной джинсовой тканью крепкую задницу Чонина, которую он накануне щупал своими грешными дланями. Имел удовольствие.

Чонин оставил чашку на столе, присмотрел один из контейнеров, спохватился и отправился в ванную мыть руки.

Хань как раз пытался вспомнить первые строчки “Pater Noster”, слышанной в католической церкви рядом с домом в Пекине, когда из ванной донёсся разъярённый рык:

- Это ещё что за?!

- Где? - тихо уточнил Хань, вспомнив только “Amen” и ничего больше.

Чонин влетел в комнату, потянул за ворот свитера - как будто ворот что-то там мешал рассмотреть - и указал на свою шею.

- Это что такое вообще?

- Такой большой мальчик, а до сих пор не знаешь, что такое засос? - ядовито уточнил Хань и вернулся к банану с невозмутимым видом.

- Это ведь твоих рук дело!

- Нет. - Хань помотал головой и посмотрел на опешившего от наглой лжи Чонина честными глазами. - Не рук. Губ. Руками я пока так не умею.

- Ты! - загремел окончательно взбешённый Чонин. В гневе он был чудо как хорош - Хань залюбовался.

- Да ладно, тебе понравилось. И это, и всё остальное. У тебя роскошная задница.

Чонин нахмурился, отпустил изрядно растянутый ворот свитера и смерил Ханя внимательным взглядом. Правда, потом он сделал нечто совершенно неожиданное: шагнул к Ханю и потянул за резинку на поясе.

- Эй! - Хань возмущённо выдрал из рук Чонина резинку и подтянул брюки повыше. - Какого чёрта?

- Проверяю, всё ли цело, - пожал плечами Чонин и хищно улыбнулся уголком рта.

- Что значит “всё ли цело”?

Чонин взял со стола один из контейнеров и вновь пожал плечами.

- О мою “роскошную” задницу ты бы точно яйца себе разбил всмятку. - Чонин протянул открытый контейнер ошарашенному Ханю и с убийственной участливостью спросил: - Омлетик?

Не дождавшись ответа, Чонин отошёл к окну, вооружился палочками и приступил к завтраку.

Оклемавшийся Хань выбросил банановую кожуру, аккуратно ухватил большую металлическую ложку, подкрался к Чонину и приложил ложкой по голове.

- Ой! Больно же! Ты чего?

- Вот, значит, как, да? - Хань добавил ложкой по “роскошной” заднице и хотел повторить обучение насилием, но застыл, уставившись на заметно погнувшуюся после последнего удара ложку. Удравший к двери Чонин обернулся, оценил картину и сложился пополам от приступа хохота. Хань попробовал выпрямить ложку руками, но потерпел неудачу, чем окончательно добил Чонина. Тот сполз вниз по стене под новый взрыв громкого смеха - едва по полу не катался, умирая от веселья.

- Заткнись, - тихо велел Хань, но его бессовестно проигнорировали.

Отсмеявшись, Чонин поднялся, перебрался на стул и сообщил между делом:

- Ты мне денег теперь должен.

- За что это?

- За то, что покусился на мою невинность.

- На какую ещё невинность? Если чья невинность и пострадала, то только моя.

- По-моему, невинность от тебя сбежала с дикими воплями ещё во младенчестве.