Вначале он спустился в подвал, к сундукам с припасами. На кровати в углу спала Дорис. Темные волосы, точно паутина, прикрывали ее кофейного цвета щеку, обнаженная рука покоилась поверх одеяла, одежда грудой лежала поверх придвинутого к кровати кресла. Проснувшись, Дорис сонно сощурилась, заворочалась, приподняла голову.
– Сколько там времени?
Джек бросил взгляд на ручные часы.
– Час тридцать. Пополудни.
Повозившись с затейливым замком, он отпер один из сундуков, запустил руки внутрь, извлек из него металлический ящик, опустил ящик на бетон пола и направил на него луч потолочной лампы.
Девушка, с интересом наблюдавшая за ним, отбросила в сторону одеяло, поднялась на ноги и босиком прошлепала к Джеку.
– Что это у тебя? Сказал бы – я бы достала, и безо всякой возни.
Из освинцованного ящика появилась на свет аккуратно сложенная связка костей, а за нею последовали кое-какие личные вещи: бумажник, личные документы, несколько фотоснимков, самопишущее перо, клочья мундира, золотое обручальное кольцо и с полдюжины серебряных монет.
– Нелегкая смерть ему выпала, – пробормотал Джек, сверившись с пленкой описи, убедившись, что все на месте и звучно захлопнув ящик. – Я предупреждал, что в следующий раз прихвачу все это… но он, конечно, не вспомнит.
Дорис направилась к креслу с одеждой.
– То есть каждая новая встреча начисто стирает, перекрывает прошлую? Это правда тот же самый момент… то же самое время снова, и снова, и снова?
– Промежуток времени тот же самый, – подтвердил Джек, – но материал раз от раза не повторяется.
Дорис, натягивая джинсы, лукаво улыбнулась.
– Кое-что все-таки повторяется… конец, что б ты ни сделал, всегда один. Баттерфорд наотрез отказывается тебя слушать и направляет президенту все те же рекомендации.
Однако Джек ее уже не слышал. Ступив на тропу жизненного пути, Джек двинулся в прошлое. Подвал, полуодетая Дорис – все это подернулось рябью, померкло, как будто картинка, на которую смотришь сквозь дно бокала, постепенно наполняющегося непрозрачной жидкостью. Еще миг, и вокруг не осталось ничего, кроме беспокойных волн тьмы, то податливых, то упругих, однако Джек, крепко прижав к груди металлический ящик, уверенно шел вперед… вернее сказать, назад, против течения времени. Шел, чтобы поменяться местами с прежним собой, Джоном Тремейном, прыщавым мальчишкой шестнадцати лет, покорно плетущимся в школу в далеком 1962 году нашей эры, в Чикаго, штат Иллинойс. Подобную подмену он совершал далеко не впервые. Пожалуй, тот, младший Джек, уже должен бы с ней смириться, свыкнуться… главное, чтобы Дорис успела одеться до его появления.
Тьма безвременья рассеялась, и Джек заморгал, сощурился под ярко-желтым солнечным светом, ударившим прямо в лицо. По-прежнему прижимая к груди металлический ящик, он сделал последний шаг против течения времени и очутился в самом центре просторного зала, негромко гудящего от ропота множества голосов. Со всех сторон его окружали люди. С полдюжины человек, парализованные изумлением, уставились на Джека, глуповато разинув рты. Зал этот Джек узнал не сразу, но, как только вспомнил, где оказался, на сердце защемило от горькой, пронзительной ностальгии.
Вернулся он в школьную библиотеку – ту самую, где столько времени проторчал в юности. Как же знакомо все это! Множество книг, яснолицые юноши, пестро одетые девчонки – хихикают, листают учебники, флиртуют со сверстниками… и никто, ни один даже не подозревает о приближающейся войне. О тотальной войне, которая вот-вот поглотит всех их, оставив от огромного города лишь тучи мертвого, невесомого пепла.
Вполне понимая, в какое замешательство привел окружающих, Джек поспешил наружу. Обмен местами с пассивной сущностью, когда рядом оказывались посторонние, неизменно порождал вот такие неловкие ситуации: внезапное превращение шестнадцатилетнего школьника в мускулистого великана тридцати лет трудновато принять как должное даже в обществе, теоретически осведомленном о существовании псионических сил.
Теоретически… так как на данный момент осведомленность сводилась к минимуму. Сейчас пси внушали людям разве что благоговейный страх, изумление, недоверие – время надежд на их помощь еще не пришло. Таланты пси казались большинству всего-навсего чудесами, а осознания, какую пользу эти таланты могут принести обществу, следовало еще подождать.
Выйдя на оживленную чикагскую улицу, Джек взмахом руки подозвал таксомотор. Рев автобусов и автомобилей, слепящий блеск зданий, людская сутолока, огни светофоров – все это изрядно сбивало с толку. Вокруг кипела, бурлила жизнь, жизнь простых горожан, бесконечно далеких от убийственных планов, строившихся наверху. Еще немного, и людей, окружающих Джека со всех сторон, променяют на химеру по имени Национальный Престиж, расплатившись за метафизические миражи множеством человеческих жизней…
Назвав таксисту адрес роскошного отеля, где остановился Баттерфорд, Джек устало откинулся на спинку сиденья и сомкнул веки, готовясь к привычному разговору.