– Бог с тобой, Мак, у них оборудование замечательное! Мощное, с военных еще времен. Неси дочку к ним, они ее живо поднимут на ноги. А там ты что найти думаешь? – запальчиво спросил он, махнув рукой в сторону безлюдных пустошей, сухих деревьев и голых холмов за воротами КПП. – Выкинуть собираешься девочку, где подальше? В ручей бросить? В колодец? Не моя забота, конечно, но лично я бы туда не то что больного ребенка – пса шелудивого не потащил!
Эд запустил мотор.
– Там я ей помощь найду. Снеси девочку к этим, на шестой, они из нее, чего доброго, зверушку лабораторную сделают. Пустят на опыты, выпотрошат, выкинут в мусор и скажут: вылечить не смогли. Это у них еще с войны такая манера.
– Ладно, дело твое, – вздохнул караульный, отодвинувшись прочь от машины. – Я лично скорее доверился бы военврачам со всем необходимым оборудованием, чем какому-то полоумному старому шарлатану, живущему там, в развалинах. Что этот дикий язычник с ней делать станет? Повяжет на шею вонючую ладанку с сушеным навозом, помашет руками, попляшет вокруг, лопоча всякую чушь? Дурачье, провалиться вам всем! – заорал он вслед отъезжающему автомобилю. – Скатываетесь в варварство, когда там, на шестом, и доктора, и рентген, и иммунные сыворотки, и вообще чего только нет! Какого дьявола вас тянет туда, в развалины, если здесь под рукой цивилизация?!
Понурив голову, караульный отошел к ящикам, сел и снова тяжко вздохнул.
– Вернее, то, что от нее осталось…
По обе стороны от ухабистой колеи, начинавшейся за воротами, тянулись вдаль унылые безводные земли. Ветви чахлых деревьев, торчавших там и сям из растрескавшейся, насквозь пропеченной солнцем почвы, раскачивались на резком, порывистом полуденном ветру, отбивая частую дробь, подобно кастаньетам. Время от времени над густыми кустами грузно взлетали, перепархивая от одного к другому, сизые птицы величиной с курицу, раздраженно копавшиеся в земле у обочин в поисках съедобных личинок.
Белые бетонные стены коммуны, оставшиеся позади, все уменьшались и уменьшались, и вскоре совсем исчезли из виду. В тот миг, когда за очередным поворотом скрылись даже вышки радаров, венчавшие гребни нависших над коммуной холмов, Эд Гарби, наблюдавший за их исчезновением в зеркало заднего вида, невольно стиснул руль так, что костяшки пальцев отозвались болью.
– Проклятье, – глухо пробормотал он, – а может, этот парень и прав? Может, зря мы все это затеяли?
В голове, набирая силу, зашевелились сомнения. Опасности за стенами подстерегали любого: хищники и квазилюди, кишмя кишащие в развалинах, разбросанных по всей планете, не боялись нападать даже на многочисленные, вооруженные до зубов партии сборщиков лома. У Эда для защиты семейства и себя самого имелся только простенький дисковый резак. Управляться с ним, Эд, конечно, умел – как-никак, каждый божий день по десять часов отстаивал у конвейера, кромсая на части доставленный сборщиками металлолом, но если, к примеру, откажет двигатель…
– Брось дергаться, – негромко сказала Барбара. – Я сколько раз там бывала, и ничего страшного со мной не стряслось.
Пристыженный, Эд виновато потупился. И правда, его жена, не говоря уж о других бабах и девках, и даже о некоторых из мужчин, тайком выбиралась за стены не раз и не два. Добрая половина пролетариата покидала коммуну регулярно – хоть с пропусками, хоть без, лишь бы на время забыть о тупой монотонной работе и образовательных лекциях… и ничего. Все обходилось благополучно. Но не прошло и минуты, как стыд снова сменился страхом. Нет, пугали его вовсе не опасности, таящиеся снаружи, и даже не непривычное расставание с громадным подземным бункером из бетона и стали, где он родился, рос, работал, обзавелся семьей – словом, прожил всю жизнь. Пугало другое: а ведь караульный-то прав! Как ни крути, он действительно скатывается в невежество, в суеверия – вот почему спина, несмотря на безжалостную июльскую жару, взмокла от липкого холодного пота!
– Где-где, а тут бабы вечно впереди всех, – сказал он вслух. – Мужики изобретают машины, науку движут вперед, города строят, а бабью все зелья да снадобья подавай. Похоже, вот он, конец разума… разумное общество гибнет у нас на глазах.
– А что такое «города»? – спросил один из близнецов.
– Вон, погляди за окно, – пояснил Эд, кивнув вбок. – Это город и есть. Глядите хорошенько.
Деревья кончились. Бурая, спекшаяся на солнце земля посерела, неярко заблестела металлом. Впереди тянулась к самому горизонту суровая, неприветливая равнина, усеянная, точно нарывами, воронками и грудами щебня. Тут и там пробивались на свет темные кустики чертополоха. Кое-где высились остатки чудом уцелевших стен. Опрокинутая набок ванна, валявшаяся невдалеке, казалась мертвой, беззубой пастью, загадочным образом отделившейся от чьего-то лица.