Особое мнение

Припав на колени, он подхватил кусачки и потянулся к кабелю сам, но тут же отдернул руку и принялся судорожно рыться в кармане.

– Наверное, лучше бы платком носовым обернуть… есть у кого-нибудь, чем обмотать ручки?! – заворчал он. – Не хватало еще, чтоб и меня шарахнуло! Мало ли сколько там…

– Дайте сюда, – буркнул Уайзмен, выхватив у Пинарио кусачки, отпихнув его и потянувшись острыми лезвиями к кабелю.

– Поздно, – обреченно выдохнул Фаулер.

Однако Уайзмен его практически не расслышал: голос начальника заглушил монотонный гул в голове. Охваченный ужасом, Уайзмен зажал ладонями уши, но все впустую: казалось, исходящий из крепости звук проникает в мозг прямо сквозь кости черепа.

«Слишком долго, – подумал он. – Слишком долго мы с ней канителились… и вот, доигрались. Она победила… а все потому, что нас много. Чем больше народу, тем выше шанс перессориться между собой…»

И тут гул в голове превратился в голос:

– Поздравляю! Благодаря стойкости духа ты добился победы!

Ужас рассеялся, унесенный волной нахлынувших чувств. Пожалуй, в такой степени Уайзмен не гордился собой еще никогда.

– А ведь твои шансы на успех были ничтожно малы, – продолжал голос в голове. – У любого другого не вышло бы ничего.

Тут Уайзмен и понял: все хорошо. Все в порядке. Все опасения оказались напрасны.

– Совершенное в этот день, – торжественно вещал голос, – ты сможешь повторить, когда пожелаешь. Любой противник, любая схватка – все тебе по плечу. Терпение плюс настойчивость, и победа останется за тобой. В конце концов, вселенная – не такое уж страшное место…

«Уж это точно», – мысленно усмехнулся Уайзмен.

– Вокруг всего-навсего обычные люди, – успокоил его голос в голове, – и потому тебе, пусть даже одному, единственному против многих, бояться нечего. Помни одно: терпенье и труд все перетрут… и ни о чем не тревожься.

– О’кей, не стану, – вслух отозвался Уайзмен.

Голос умолк. Секундой позже утих и гул в голове.

Долгую паузу нарушил Фаулер.

– Вот и все, – сказал он.

– Ничего не понимаю, – проворчал Пинарио.

– В этом и состоит ее суть, – с улыбкой пояснил Уайзмен. – Крепость – терапевтическая игрушка. Внушает ребенку уверенность в собственных силах. Разбирая себя на части, солдатики, так сказать, ломают барьер, отделяющий ребенка от внешнего мира, а ребенок, обретая единство с миром, покоряет его.

– То есть игрушка безвредна? – уточнил Фаулер.

– Столько трудов псу под хвост, – недовольно проворчал Пинарио. – Вы уж простите, молодой человек, – добавил он, вспомнив об армейском взрывотехнике. – Выходит, зря мы вас от дел оторвали.

Из распахнувшихся настежь ворот крепости строем, целые и невредимые, вышли наружу все двенадцать солдатиков. Рабочий цикл завершился, и они приготовились начать штурм заново.

– Нет, разрешения на ввоз я не дам, – внезапно объявил Уайзмен.

– Что? – удивился Пинарио. – Почему?

– Подозрительна мне эта штука, – ответил Уайзмен. – Сложна чересчур для подобной задачи.

– Объясните, – потребовал Фаулер.

– Да нечего тут объяснять, – устало вздохнул Уайзмен. – Вот перед нами устройство невообразимой сложности, а что оно делает? Всего-навсего само себя разбирает на части и собирает заново. Нет, тут наверняка есть какой-то подвох, пусть даже мы не…

– А терапевтический эффект? – вставил Пинарио.

– Решайте сами, Леон, – рассудил Фаулер. – Есть сомнения – запрещайте. Осторожность излишней не бывает.

– Может, я и ошибаюсь, – признался Уайзмен, – но никак не могу отделаться от мысли: каково же ее настоящее назначение? Такое чувство, будто нам это до сих пор неизвестно…

– Да, и «Костюм американского ковбоя», – вспомнил Пинарио. – Его, думаю, тоже следует запретить к ввозу.

– Остается только эта игра – «Синдром», или как ее там, – подытожил Уайзмен.

Склонившись вперед он, вновь устремил взгляд на солдатиков, стремящихся к крепости. Взрывы, облака дыма, бурная деятельность, отвлекающие атаки, организованные отступления… все началось заново.

– Что не дает вам покоя? – спросил Пинарио, пристально глядя ему в глаза.

– Еще одно соображение. Возможно, вот это – попросту отвлекающий маневр, – нехотя ответил Уайзмен. – Чтобы мы, занявшись крепостью, не заметили чего-то другого.

Причину этих предчувствий он не сумел бы объяснить даже себе самому.

– Ложная цель, – задумчиво продолжал он, – в то время как где-то рядом происходит нечто еще… Отсюда и чрезмерная сложность. Как будто она создана только ради того, чтобы внушить нам подозрения.

Не на шутку озадаченный, Уайзмен загородил одному из солдатиков путь ботинком. Солдатик немедленно припал к полу, укрывшись за его ногой от сторожевых камер крепости.

– Таким образом, мы не замечаем чего-то прямо под самым носом, – подал голос Фаулер.

– Вот-вот, – подтвердил Уайзмен, гадая, удастся ли им когда-нибудь выяснить, чего именно. – Ладно. Как бы там ни было, крепость лучше оставить здесь. Под присмотром.

Присев неподалеку, он приготовился к наблюдению за солдатиками, устроился как можно удобнее. Ожидание обещало затянуться надолго.