Остановившиеся часы

— Может быть, — сказал Асташев, поглощенный совсем другими мыслями. Все, что сейчас занимало его — это проблема времени. Он не знал, сможет ли уложиться в срок? — Но, во всяком случае, я не понимаю, как можно раскрывать душу первому встречному человеку в первые же часы знакомства.

— Хорошо, что я в этом смысле оказалась почти близка к идеалу, не правда ли, Сережа?

— К тому моменту ты уже достаточно знала обо мне, — шутливо бросил Асташев. — Но стоит ли удивляться, ведь я имел дело с бывшей женой следователя.

— Вот кафе, — Мари обратила его внимание на маленькую кафешку с раскрытыми зонтиками над столиками. — Я уже проголодалась.

Минут пятнадцать, пока готовили их заказ, они сидели за столиком, почти не разговаривая и наслаждаясь размеренной неторопливостью этого нежаркого утра. В очередной раз Асташев поймал себя на мысли о том, что чего-то не понимает в этой своей поездке. Она удивляла его неустанным раскрытием все новых тайн, казалось бы, хорошо известной ему реальности, в которой по определению не могло быть ничего нового и неожиданного. Что или, может быть, кто был тому виной?

И он снова подумал об Оксане. Где она сейчас? Почему так внезапно исчезла? Он не хотел верить в худшее, но беспокойство не уходило.

— Ты меня слушаешь? — Мари возникла перед ним, вновь напомнив о тысячах условностей и обязательств, связывающих его в этом мире. Химера будущего, призрачная, ускользавшая, постоянно меняла лица, он понял это давно, но все еще не мог привыкнуть к такому раскладу вещей.

— Конечно, слушаю.

— Не очень-то верится, — насмешливо сказала Мари. — Знаешь, я пришла к парадоксальному выводу: ты не похож на отдыхающего.

— Вот как?

— Да, да. Тебя что-то гнетет. Не пойму — что?

— Тебе показалось, — он покачал головой. — Просто этот город не перестает удивлять меня. Меня, который знает его с детства, как свои пять пальцев.

— Все меняется, — заметила Мари с оттенком равнодушия. Он хорошо знал эту черту ее характера. Никогда нельзя было с уверенностью сказать, как она относится к тому или иному факту. Ее привязанности, ее подлинные привязанности оставались загадкой для Асташева. Именно поэтому он очень осторожно относился к словам любви, которые она произносила в пылу страсти.

— Да, все меняется, — согласился он, увидев, что официантка, чернявая азиатка, направляется к ним с подносом, уставленным тарелками.

— А здесь недурно готовят, — сказала Мари после нескольких минут трапезы. — Я ожидала худшего.

В том, как она это сказала, Асташев уловил некий намек. С момента приезда Мари он чувствовал в ее поведении скрытый вызов.

Это подавалось без особого нажима. Казалось, она наблюдала, сравнивала. Он же занял выжидательную позицию. Ничего не объяснял понапрасну, ни на чем не настаивал. Как долго это могло продолжаться? Может быть, она ждала взрыва? Но и этого он обещать не мог. Потому что до сих пор не знал главного…

Они вернулись в поселок под вечер. Родственники Асташева приготовили ужин. Это становилось традицией, нарушать которую ему не хотелось.

* * *

Рано утром, пока Мари еще спала, он тихо выбрался из постели, оделся и ушел из дома. Накрапывал мелкий дождь, дышалось легко, он чувствовал подъем сил, и это придавало ему настроения. Знакомая калитка, дорожка к дому…

Асташев взбежал на крыльцо, порывисто постучал. В голове теснились фразы. Даже маленькая разлука казалась долгой и мучительной, а это о многом говорило.

Но того, что произошло дальше, он никак не ожидал. Дверь открылась, и он увидел незнакомого толстого мужика лет пятидесяти в шортах и майке, с папиросой во рту. Мужик уставился на него выжидающе, в глазах — мутная пелена после обильной вчерашней выпивки.

— А где… Оксана? — Асташев почувствовал себя неуютно под отупляющим взглядом маргинала, так неожиданно появившегося здесь. Запоздало мелькнула мысль, что это мог быть один из новых дружков Надьки, хотя это и выглядело чересчур вызывающе.

— Какая Оксана? — толстяк жевал папиросу, обозначая усиленную работу мозга.

— Оксана… дочка дяди Славы.

До него вдруг стало доходить… Неужели дом продали? — Кто там, Аркаша? — с кухни в прихожую выглянула дородная бабенка, под стать муженьку, лицо красное, как после бани, волосы растрепаны во все стороны.

— Тут Оксану спрашивают какую-то… — лениво процедил мужик.

— Так это ж Надькина падчерица? — женщина подошла ближе. Неподвижными, как у рыбы, глазами уставилась на Асташева. — Надька дом продала. Вчера съехали, — женщина продолжала упорно рассматривать гостя с пытливой подозрительностью.

— Быстро что-то, — только и нашелся что сказать Асташев.

— А чего тут быстро? — женщина усмехнулась. — Деньги получила и… А документы мы сразу после похорон оформили…

— А куда же съехали?

— К матери, должно.

— Где это?

— А ты чего, к Надьке, что ли, подкатываешь?.. — женщина продолжала ухмыляться и как будто подалась вперед, оттесняя мужа. Видно, разговор ей начинал нравиться.

— Зачем же к Надьке? — зло бросил Асташев, побледнев. — Я же спрашивал про Оксану?