Оставь страх за порогом

Допрос не давал результата. Монах упрямо твердил о непричастности к преступлению, не давал четких ответов, утверждал, что не только не держал в руках злосчастное кольцо, но даже не видел его, милостиво прощал следователю его прегрешения, неверие в честность слуги церкви.

Магура попросил не утруждаться в отпущении грехов, подумать о собственных, которые не замолить никакими молитвами, постами, обещал, что пролетарский суд учтет при вынесении приговора чистосердечное признание.

Лошкарев слушал, обхватив обеими руками голую грудь, словно замерз, желал согреться.

– Суда не страшусь, суд подтвердит мою невиновность. Можете держать под запором хоть до второго пришествия, но оговора не дождетесь. Вы с вашей властью отрицаете всякую частную собственность, утверждаете, что при коммунизме из золота станут делать нужники, а сами ищете какое-то кольцо! Зачем обобрали церкви, унесли преподношения верующих, встали на путь разбойников с большой дороги?

– Конфискованные из соборов оклады, цепи, кресты из драгоценного метала пойдут на покупку за границей крайне необходимой сельхозтехники. Ваша церковь не пожелала поделиться с голодающим народом своими ценностями, мало того, Всероссийский собор призвал потратить имеющееся в его распоряжении золото на свержение ненавистной ему советской власти.

В кабинет без стука вошел Горелов. Вид у Сергея был потерянный. Грустно покачал головой, дескать, обыск вещей задержанного ничего не дал, молча вернул монаху его одежду, вещевой мешок.

Филимон не скрыл радости.

– Ну, что я говорил? Напрасно трудились, нет при мне вашего перстня. Признайтесь же с опозданием, что навели на безгрешного, чистейшего душой раба божьего напраслину, поклеп. Требую незамедлительно, без проволочек выпустить, оказать содействие в отъезде из города.

– А как же похороны племянника? Настаивали на отцовской к нему любви и не желаете присутствовать при захоронении?

– К сожалению, не имею времени проводить Кузьму в последний путь. Сильно спешу, торопят неотложные дела. Сохраню незабвенный образ племянника в памяти.

Горелов положил перед Магурой депешу из Сибири.

Депеша Царицын. Губернская ЧК. Магуре

На ваш запрос сообщаем: бывший настоятель Абалакского мужского монастыря Лошкарев проживал в Тобольске до 1918 г., был близок епископу Гермогену[53], кто покровительствовал царицынскому иеромонаху Илиодору[54], провозгласил здравицу царю, рассылал пасторские послания к руководителям белого движения. Пытался отправить царскую семью на шхуне «Св. Анна» по Иртышу в океан, далее в Англию к родственникам. Есть вероятность, что перед отправкой в Екатеринбург бывший царь передал Лошкареву личные драгоценности.

Дополнительно вышлем следственное дело по обвинению Лошкарева в спекуляции царской утварью.

Пред. Тюменской ЧК Гиричев

8

На новом допросе (как и на первом, предварительном, больше похожем на беседу по душам) Филимон продолжал упорно утверждать о своей непричастности к гибели племянника, похищению перстня.

Не добившись признания, арестованного увели в камеру.

Оставшись один, Магура стал размышлять: «Как сломить упрямство, убедить дать нужные показания, указать местонахождение главной улики преступления? Пока не найдем перстень, монах будет дерзить… Ясно одно: перстень не в доме, где остановился и откуда сбежал на вокзал. С бесценной для него вещицей не расстался бы ни на минуту, не выпустил из рук. Вопрос: куда дел?»

Чекист вспомнил, как Горелов высказал предположение, что арестованный проглотил перстень и ему надо дать слабительное. Пришлось растолковать, что прятать в желудке перстень с бриллиантом не станет даже круглый дурак – ограненный камень порежет пищевод, приведет к неминуемой смерти.

– Кроме всего, при всем желании не успел бы проглотить – арест был для него полной неожиданностью, да и перстень с камнем не пройдут в гортань, – напомнил Магура молодому помощнику.

Сознавая, что очередная встреча с арестованным, словесная дуэль будут нелегкими, чекист решил провести допрос в знакомой для монаха обстановке.

Возле камеры приник к глазку на двери – Лошкарев сидел на узкой койке, отупело смотрел перед собой в одну точку, шевелил губами.

«Молится? Просит у Бога помощи? Или репетирует речь на суде с отрицанием вины?»