Оставь страх за порогом

К сподвижникам по белому движению атаман питал жгучую ревность, опасаясь, что те подставят ногу, обойдут. Болезненно воспринимал любые известия об успехах конкурентов по сближению с немецкими властями, получению от них постов.

Краснов ни с кем не поздоровался.

– Рад видеть овеянного славой генерала бодрым, готовым на новые ратные подвиги. Успели познакомиться с последней сводкой с Восточного фронта? Войска рейха вышли к Десне. Еще немного усилий, и наши солдаты смоют с себя походную пыль в Дону и Волге. Признайтесь, часто снится Дон, названный Шолоховым тихим?

– Тихим, мою реку окрестил народ, точнее, казаки, – уточнил Краснов. – Большевистский прихвостень, бумагомаратель посмел дать своему роману исконно казачье название реки.

– Тихий Дон. Довольно поэтично.

– Весной Дон не бывает тихим, становится бурным, полноводным, покидает привычные берега, затопляет займища.

– Тихий Дон, – задумчиво повторил Розенберг. – Надеюсь, пригласите полюбоваться им. Слышал, река богата рыбой, – создатель расовой теории, доктрины человеконенавистничества говорил по-русски почти безукоризненно, лишь еле уловимый акцент выдавал прибалтийского немца. – Обожаю уху, сваренную не на плите, а на костре.

Краснов ждал, когда от светской беседы Розенберг перейдет к делу, с неприязнью подумал: «Надушен, как парижская кокотка. Возомнил себя мудрецом, гением в политике, кичится близостью с фюрером. Мечтает, чтобы с географических карт и из людской памяти навсегда исчезло понятие «Россия». Поспешил причислить к имперскому комиссариату «Остланд» еще не взятые донские просторы, земли терского казачества. Меня, без сомнений, считает неизлечимо больным ностальгией. Изображает любезность, сам же отстранил от управления в генеральных комиссариатах русских, начиная с монархистов. Не верит, что русские и казаки совершенно разные народности, донцы не славяне, а потомки древних готов, следовательно, арийцы, в стародавние времена переселились с берегов Шпрее на Дон, Хопер, Медведицу… Как себя вести? Стоит ли обливать грязью Шкуро, рассказывать о его трусости, мздоимстве, неразборчивости в любовных связях, тем самым опередить, получить право формировать русский добровольческий корпус, который со временем вырастет в армию. Или промолчать до поры до времени?»

Розенберг нарушил размышления:

– Не разучились готовить уху? В студенческие годы в эвакуации в ваш Иваново-Вознесенск, мечтал попробовать настоящий русский рыбный суп – наслышан, что он неповторим по вкусу. Но во время опустошительной Гражданской войны пришлось довольствоваться воблой…

«Изрядно подзабыл русскую речь. Оно и понятно: строит фразы в уме на немецком, затем переводит их на чужой ему язык», – оценил услышанное Краснов.

Петр Николаевич умел смотреть в лицо упрямым фактам, прекрасно осознавал, что его судьба и карьера сейчас полностью зависят от главного теоретика национал-социализма, автора нашумевшей книги «Миф XX века», где утверждалось, что вся история человечества состоит из борьбы рас. Будучи редактором «Фелькишер беобахтер», задолго до вторжения на земли СССР, Розенберг твердил о необходимости крестового похода на Восток.

Краснов не прогонял наигранную улыбку и думал, что необходимо приложить все силы, умение, чтобы Розенберг не увидел в нем просителя тепленького местечка под своим крылом.

«Шутит, снизошел до беседы, а сам люто ненавидит славян, чуть ли не всех русских эмигрантов считает патологическими трусами, удравшими с родины, чтобы спастись от неминуемой гибели.

– К началу зимы в плен попало около пяти миллионов, из них не менее миллиона должны встать под наше знамя, помочь в борьбе с общим врагом. В Прибалтике, на Буковине, в Бессарабии наши части жители обсыпали цветами. Подобное ожидается на российских просторах, где первым делом откроем двери зданий, превращенных в хлева, восстановим гонимое большевиками православие, разрешим частное предпринимательство. Сколько лет не были на родине?

Вопрос был неожиданным, как говорится, в лоб, и Краснов не смог назвать точную цифру:

– Много.

– Тем трогательней будет встреча с Донским краем, Ставропольщиной. Чтобы это время приблизить, следует заранее сломить любое сопротивление.

– На моем Дону сопротивление исключается, – твердо возразил атаман. – От истоков великой реки до ее впадения в море воинов рейха встретят как дорогих освободителей. С приходом немецких частей и вернувшихся из чужих краев казаков жители хуторов, станиц расправят плечи, впервые за советское время свободно вздохнут.

Ответ понравится Розенбергу.