– Вам прекрасно известны город и его окрестности.
– Что придется делать?
– Искать герра Паулюса, осуществлять его похищение. Легко догадаться, что приложите все силы, чтобы воспрепятствовать охоте на фельдмаршала, вызволению его из плена. Поверьте, не держу камня за пазухой, веду с вами вполне честную игру. Признаюсь, с вашим отсутствием мне легче станет дышать. Ведь в случае вашего провала, придет конец и мне – в гестапо умеют выбивать признание из любого, вы не станете исключением, расскажете, как приперли меня к стенке, вынудили стать двойным агентом.
– Плохо, точнее, совсем не знаете советских людей, в данном случае чекистов, оно и понятно – Родину, свой народ потеряли давно.
В конце аллеи Эрлих остановился и, прихрамывая (дала о себе знать старая рана), заковылял обратно к похожему на замок дому.
…Магура продолжал изображать спящего.
«Выкрасть Паулюса, тем более его генералов, понятно, не удастся, но могут их уничтожить: пленение всего командования 6-й армии – позор для верховного командования и Гитлера».
Николай Степанович вновь пожалел, что из-за срочности отлета не смог связаться с Альтом, проинформировать о планах абвера по спасению командующего попавшей в «котел» 6-й армии. Растворилась дверь кабины летчиков, штурман подал знак, и десантники надели парашюты, заплечные мешки, повесили на грудь автоматы.
Фастов не мог долго хранить молчание, вышагивая позади Магуры мимо развалин, обходя поваленные телеграфные и трамвайные столбы, снарядные воронки:
– Все дороги к Волге полны пленными, их вереницы кажутся бесконечными. Доходяги еле передвигают ноги, одеты черт знает во что, и это так называемая хваленая непобедимая армия! Не знаю, как вам, а мне их не жаль. Были обязаны согласно присяге обороняться, а не поднимать руки, – не увидев реакции на сказанное. добавил: – Между прочим, в шинелишках мы выглядим белыми воронами среди рядовых, не говоря о командном составе, облаченном в новенькие овчины. Пиику надоело слушать болтовню:
– Согласно документам мы прибыли из Астрахани, где офицеры экипированы иначе, значимся саперами, они не носят мешающие работать тулупы.
Магура смотрел на чудом выживших в окопах, блиндажах, избежавших обморожения, смерти от голода, гибели от пуль, осколков. Прежде встречал врагов надменными, злыми, подобострастными на допросах, но только не такими жалкими. В ничего не выражающих глазах не было ни перенесенного в окружении ужаса, ни смертельной усталости, все выглядели безучастными. Конвоировали пленных пять солдат – один впереди колонны, двое по бокам, еще двое замыкали шествие. Боец в лихо сдвинутой на затылок ушанке, подшитых ребристой резиной валенках остановил старушку, попытавшуюся с обочины передать немцам пару вареных картофелин: – Нельзя, бабка. Для них набить после голодухи желудок, – чистая смерть, кормим лишь кашей.
Старушка пожевала беззубым ртом:
– Куда ведешь, солдатик?
– Под крышу, в тепло, пусть отогреются. Намерзлись, наголодались в крысиных норах. Как придут в себя, наберутся силенок, пошлем убирать ихних убитых, иначе засмердят, начнется эпидемия.
Когда колонна прошла, трое продолжили путь среди развалин. Молчание вновь нарушил Фастов:
– Скоро пленные переселятся в загробный мир, – и громче, чтобы услышали вернувшиеся в город сталинградцы, добавил: – Будь на то моя воля, всех бы фрицев поставил к стенке! Или собственными руками передушил!
Пиик отчитал Фастова:
– Вы бездарный актер, переигрываете, неумело демонстрируете презрение к побежденным. За подобную игру зрители забрасывают тухлыми яйцами.
Фастов нахохлился, собрался вступить в спор, но услышал приказ:
– Не открывайте рот! Надоело слушать чушь!
Трое обходили окопы с ходами сообщений, пропускали горожан, везущих на детских санках малышей, сохраненный в эвакуации скудный домашний скарб. Налетевший ветер бросал в них горсти колючего снега, и десантники спрятали лица в поднятые воротники шинелей.