Магура скосил глаза – девушка в белой косынке протягивала алюминиевую кружку. – Где я?
– В госпитале. Весь наш медперсонал за вас волнуется, сейчас порадую, что пришли в себя, знать, дело идет на поправку. Магура сделал пару глотков. – Какой сегодня день? – Третье сентября, среда. Вы поступили в ночь на второе. Чекист выпростал из-под простыни руку, притронулся к тугой повязке на груди и застонал от пронзившей боли.
Проснулся вечером, когда вполнакала зажглась лампочка, в окно заползла окутывающая город синева. Вместо медицинской сестры возле койки стоял Шалагин.
– Выспался? Не хотел будить, ну да раз сам проснулся… Как себя чувствуешь? – Сносно, – выдавил из себя Николай.
– Следует отлежаться, пройти полный курс лечения, но дело превыше всего, ждать не станет. – Кто в меня стрелял? Шалагин присел на табурет.
– Не знаем, пока не знаем. Предполагаем, что Червонный. По всей вероятности, прибыл в Царицын следом за Милютенко проконтролировать получение «мощей». На кладбище явился загодя. Увидел, что вместо Милютенко пришел ты, и решил спасти награбленное. – Взяли?
– Не удалось. Жаль, что упустили, но на свободе недолго гулять. Рад сообщить, что «мощи» в полной сохранности, выкопал богатый клад, потянет на сотню тысяч целковых, некоторые браслеты, броши – истинное произведение ювелирного искусства. Потрудился не напрасно, награбленное бандой принесет ощутимую пользу стране, народу. При царящей повсеместно в стране разрухе с болью в сердце вынуждены продавать за границу картины великих живописцев, которые хранились в музеях, на вырученную валюту приобретать на Западе у капиталистов крайне необходимые республике паровозы, трактора, сеялки и, главное, продукты питания. «Мощи» как нельзя кстати.
Магура перебил:
– Чем я себя выдал? Старался быть предельно осмотрительным, роль играл без ошибок.
– Все предельно просто: тебя узнал Эрлих. Надо отдать ему должное. Не доверял Милютенко, решил проконтролировать воскрешение «мощей», сам в огонь не полез, чтобы не обжечься. Увидел тебя, узнал лжевоенкома и открыл стрельбу. Жадность одолела, не захотел терять награбленное и при этом пожелал рассчитаться с тобой, исправить собственную ошибку. Лежи, подчиняйся врачам.
Шалагин снял, перекинул через локоть халат. Перед тем как покинуть палату, добавил:
– Не станем гадать на кофейной гуще, где Эрлих. По всей вероятности, не теряет надежду вернуть «мощи», предпримет для этого что-либо. Банда приказала долго жить, на свободе он один, но это не значит, что захватить его будет легко.
Магура пожалел, что во время ужина, возлияний у Селивана не рассмотрел как следует «свояка», не запомнил, как тот выглядит. «Но кто знал, что выпиваю с Червонным? И в мыслях такого не было. Вторая ошибка, что поспешил с арестом Однорукого и Нетребина, следовало набраться терпения, дождаться прибытия Эрлиха, брать всех троих, впрочем, помешали чоновцы, их наступление спугнуло Червонного. – Еще подумал: – Стрелок Эрлих отменный, надо отдать ему должное, не промахнулся, ранил с первой пули, мог отправить к праотцам, как было в Питере осенью семнадцатого, когда погиб Никитин».
В плече вновь возникла острая, отдающая в груди боль. Чтоб не потерять сознание, закусил губу, крепче сжал рукой край простыни. Борясь с болью, стал думать о жене: «Могу поклясться, идти на любой спор и обязательно выиграю, что Люда в коридоре, не находит себе место, умоляет докторов позволить войти в палату…»
Магура не ошибся. Людмила не покидала госпиталь с той минуты, как узнала о ранении мужа. Когда главный врач смилостивился, разрешил короткое свидание, не вошла, а ворвалась к Николаю. Бледная, осунувшаяся, с глазами, полными страха, бросилась к кровати. Пришлось Магуре успокаивать, что рана пустяковая, пуля прошла навылет, еще пара суток и встанет на ноги.