Оставление Москвы

Унтер-офицер набросил верёвку на ноги мертвеца, сел на коня и поволок труп Верещагина вниз по улице к церкви Святой Софии. Толпа как очарованная повалила за ним. Голова Верещагина билась о булыжник мостовой. «Как Иоанн Сочавский », – подумал купчик в красной рубахе, глядя на это. Труп Верещагина бросили за ограду церкви.

– Неужели так и отдадим Москву без боя? – спросил купчик в красной рубахе. – Позор нам и бесчестие. Неужели храбрецов среди нас нет? Кто со мной? Кто умереть не боится?

Ростопчин выехал со двора в сопровождении сына и ещё нескольких человек из ближайшего окружения, жену свою и дочерей он ещё в августе вывез из Москвы. О Верещагине он старался не думать. В конце концов, это был бы позор, если бы французам удалось пленить генерал-губернатора Москвы, а к этому всё шло.

Москва поражала своей пустотой – нигде не души. Он послал ординарца узнать, где находиться неприятель. Остановились ожидать его у Воронцова Поля. В окне дома напротив сидел в кресле толстый старик в синем халате.

– Почему вы не уехали? – спросил Ростопчин.

– Да зачем же, сударь? – подслеповато щурясь, ответил старик. – В мои годы не стоит уходить в другое место. Я остаюсь и не тревожусь о том, что меня ожидает. Пусть будет, что будет.

Ростопчин пожал плечами: возможно старик был в чём-то прав.

Подскакал ординарец:

– Наполеон Бонапарт стоит у Дорогомиловской заставы.

Двинулись дальше. На Яузской улице столпотворение: солдаты, беженцы, телеги, кареты. Раненные офицеры остановили его и попросили помощи. Пришлось опустошить все карманы.

– Простите, братцы, это мало, но что имеем.

Офицеры со слезами благодарили. Он сам расстроился, видя искалеченных людей.

За Яузой свернули направо и поехали по Николоямской улице. У дома купца Верещагина Ростопчин перекрестился украдкой: «Прости, Господи, меня многогрешного».

У Рогожской заставы пришла весть, что авангард Мюрата вошёл в город. Ростопчин развернул лошадь и поклонился городу, где он уже перестал быть градоначальником, где он родился и схоронил двух своих детей. Слёзы навернулись на глаза, он зло смахнул их и развернул коня: «Не всё ещё потеряно».

За Рогожской заставой на Владимирской дороге нагнали генерала Барклая-де-Толли. Сергей Ростопчин с криком бросился вперёд – мальчишка, восемнадцать лет, что с него взять? Михаил Богданович повернул коня, улыбнулся:

– Как ваша рука, юноша.

– Да уже почти не болит.

Подъехал Ростопчин.

– Батюшка, – сказал радостный Сергей, – я возвращаюсь на службу.

– Что же здесь поделаешь? Возвращайся.

После приветствий Ростопчин сказал с горечью в голосе:

– Вот и оставили Первопрестольную.

Барклай-де-Толли пожал плечами и сказал равнодушно:

– Москва всего лишь точка на карте и ничего более. Вы, наверное, думаете, что я немец, поэтому так и говорю? Я слышал, что вы французов и немцев не любите.

– Смотря каких. Вы свой немец, Михаил Богданович, из Лифляндии, из Риги, православный подданный Российской империи.

– Да, вы правы, Фёдор Васильевич, и Россия для меня не пустой звук. Сохранив армию, мы спасём не только Россию, но и Европу от Бонапарта. Главнокомандующий со мной согласен.

– Да уж знаю. Только что мне до вашей Европы? Мне Москву жаль.

– Ничего, потерпите немного, скоро вернётесь.

– Как скоро?

– В октябре-ноябре, я и государю это доложил.

– Вашими устами да мёд пить, Михаил Богданович.

– Так и будет. Или вы в победу не верите, Фёдор Васильевич?

– Да Господь с вами, Михаил Богданович. Как не верить? В таком государстве живём: государь милосердный, дворянство великодушное, купечество богатое, народ трудолюбивый. Нам да не победить? Одолеем супостата.

Вскоре догнали обоз, снаряжённый Ростопчиным, в сопровождении полицейскими. В телегах пожарные трубы и прочий противопожарный инвентарь.

– Зачем вы их вывезли из Москвы? – спросил Барклай-де-Толли.

– Помилуйте, генерал, – сказал Ростопчин, – это же имущество Москвы и я как градоначальник за него отвечаю. Я оставил в своём доме имущества на полмиллиона, что бы ни кто меня не упрекнул, что я действую в личных интересах. Там только вина на пятьдесят тысяч. А имущество города вывезти – это моя святая обязанность.

Войска Барклая свернули на юг, на Рязанскую дорогу, для соединения с основными силами русской армии, сбор был назначен в деревне Панки. Ростопчину предстояло ехать дальше во Владимир. Он обнял сына и прокричал уходившим войскам:

– Воинство русское! Не впадайте в уныние, сие грех. Ещё ничего не кончено, всё только начинается. Предстоят ещё вам битвы великие. Не щадите зверя лютого Бонапарта, слава вам и венец, а ему срам и конец. Ура, русские! Вы одни молодцы! Победа пред вами, Бог с вами, Россия за вами.

Маршал Жоаким Мюрат