Осточерчение

сигареты заканчиваются в полночь,
и он выходит под фонари
май мерцает и плещет у самой его двери
третий месяц одна и та же суббота, —
парализует календари, —
пустота снаружи него
пустота у него внутри

он идёт не быстрее, чем шли бы они вдвоём

через светофоры, дворы, балконы с цветным тряпьём
но её отсутствие сообщает пространству резкость
другой объём

белая сирень ограды перекипает,

пруд длится алым и золотым
тридцать первый год как не удаётся
подохнуть пьяным и молодым
он стучится в киоск,
просит мальборо
и вдыхает горячий дым,
выдыхает холодный дым

24 мая 2010 года

Стража

камера печального знания,
пожилая вдова последнего очевидца,
полувековая жилица вымеренного адца, —
нет такой для тебя стены, чтоб за ней укрыться,
нет такого уха, чтоб оправдаться

заключая свидетельство для искателя и страдальца,

в результате которого многое прояснится,
ты таскаешь чужую тайну – немеют пальцы,
каменеет намертво поясница

неестественно прямы, как штаба верные часовые

в городе, где живых не осталось ни снайпера, ни ребёнка
мы стоим и молимся об убийце, чтобы впервые
за столетие лечь, где хвоя, листва, щебёнка

начертить себе траекторию вдоль по золоту и лазури,

над багряными с рыжим кронами и горами.
сделай, господи, чтоб нас опрокинули и разули,
все эти шифровки страшные отобрали

18 сентября 2012 года

Тридцать девятый стишок про тебя

вот как всё кончается: его место пустует в зале
после антракта.
она видит щербатый партер со сцены, и ужас факта
всю её пронизывает; «вот так-то, мой свет. вот так-то».
и сидит с букетом потом у зеркала на скамье
в совершенно пустом фойе

да, вот так: человек у кафе набирает номер, и номер занят,

он стоит без пальто, и пальцы его вмерзают
в металлический корпус трубки; «что за мерзавец
там у тебя на линии?»; коготки
чиркают под лёгким – гудки; гудки

вот и всё: в кабак, где входная дверь восемь лет не белена,

где татуированная братва заливает бельма,
входит девочка,
боль моя,
небыль,
дальняя
колыбельная —
входит с мёртвым лицом, и бармен охает «оттыглянь» —
извлекает шот,
ставит перед ней,
наливает всклянь

вот как всё кончается – горечь ходит как привиденьице

по твоей квартире, и всё никуда не денется,
запах скисших невысыхающих полотенец
и постель, где та девочка плакала как младенец,
и спасибо, что не оставил её одну —

всё кончается, слышишь, жизнь моя – распылённым

над двумя городами чёртовым миллионом
килотонн пустоты. слюна отдаёт палёным.
и я сглатываю слюну.

20 ноября 2009 года

Звездочёт