Осточерчение

30 марта 2009 года

Спецкорры

Лене Погребижской

мы корреспонденты господни, лена, мы здесь на месяцы.
даже с дулом у переносицы
мы глядим строго в камеру,
представляемся со значением.
Он сидит у себя в диспетчерской – башни высятся,
духи носятся;
Он скучает по нашим прямым включениям.

мы порассказали Ему о войнах, торгах и нефти бы,

но в эфир по ночам выходит тоска-доносчица:
«не могу назвать тебя “моё счастье”, поскольку нет в тебе
ничего моего,
кроме одиночества».

«в бесконечной очереди к врачу стою.

может, выпишет мне какую таблетку белую.
я не чувствую боли.
я ничего не чувствую.
я давно не знаю, что я здесь делаю».

«ты считаешь, Отче, что мы упрямимся и капризничаем, —

так вцепились в своё добро, что не отдадим его
и за всю любовь на земле, —
а ведь это Ты наделяешь призрачным
и всегда лишаешь необходимого».

провода наши – ты из себя их режешь, а я клыками рву, —

а они ветвятся внутри, как вены; и, что ни вечер, стой
перед камерой, и гляди в неё, прямо в камеру.
а иначе Он засыпает в своей диспетчерской.

1 февраля 2009 года

«Пристрели меня, если я расскажу тебе…»

пристрели меня, если я расскажу тебе,
что ты тоже один из них —
кость, что ломают дробно для долгой пытки
шаткий молочный зуб на суровой нитке
крепкие напитки, гудки, чудовищные убытки
чёрная немочь, плохая новость, чужой жених

ты смеёшься как заговорщик,

ты любишь пробовать власть, грубя
ты умеешь быть лёгким, как пух в луче, на любом пределе
всё они знали – и снова недоглядели
я чумное кладбище. мне хватило и до тебя.
я могу рыдать негашёной известью две недели.

дай мне впрок наглядеться, безжалостное дитя,

как земля расходится под тобою на клочья лавы
ты небесное пламя, что неусидчиво, обретя
контур мальчика в поисках песни, жены и славы
горько и желанно, как сигарета после облавы,
пляшущими пальцами, на крыльце, семь минут спустя

краденая радость моя, смешная корысть моя

не ходи этими болотами за добычей,
этими пролесками, полными чёрного воронья,
и не вторь моим песням – девичьей, вдовьей, птичьей,
не ищи себе лиха в жёны и сыновья
я бы рада, но здесь другой заведён обычай, —
здесь чумное кладбище. здесь последняя колея.

будем крепко дружить, как взрослые, наяву.

обсуждать дураков, погоду, еду и насморк.
и по солнечным дням гулять, чтобы по ненастным
вслух у огня читать за главой главу.
только, пожалуйста, не оставайся насмерть,
если я вдруг когда-нибудь позову.

30 июня 2011 года

Как будто

Армахе