Осторожно, двери открываются

– Это ты что-то намутила, – сказал Антон, кое-как втащив одеревеневшую ногу в машину. – Они бы в жизни его не отдали.

– Ну так не тупи, спроси меня. – Я отчаянно терла голые ступни. – Знаешь же, что я не могу соврать.

– Ты на их стороне?

– Конечно нет!

– И что, ты их обдурила? – медленно произнес Антон. Вид у него был тот еще – кровь на виске, кровь под носом, лицо и шея в земле. – Они просто так отдали тебе артефакт?

Я кивнула, и он недоверчиво хохотнул:

– С ума сойти! Сделала вид, что ты за них, и они поверили? Тупицы! – Он был в восторге, что его врагов так неожиданно повергли. – Как в том стихотворении: «Глупец считает всех друзьями и мнит: “Меня ли не любить?”»

Только стихов мне сейчас не хватало. От тепла ноги почему-то заболели гораздо сильнее, чем во дворе, – их прошило такой острой болью, что я сильнее подобрала под себя ступни и обхватила их, зажмурившись. Вид у них был просто ужасный – грязные, лилово-красные.

– Я бы и сам справился, – сказал Антон.

– С тем, чтобы сдохнуть, – конечно, – огрызнулась я сквозь сжатые зубы. – Ехать-то собираешься?

Он как будто только осознал, что машина по-прежнему стоит на тротуаре, а прохожие ее обходят. Мы вырулили на проспект и влились в поток машин. На ближайшем светофоре Антон вытащил с заднего сиденья грязноватое полотенце и бросил мне.

– Дай угадаю, – сказала я, растирая полотенцем ноги. На нем были пятна краски и чего-то настолько же несимпатичного. – Держишь тут на случай, если на вызове «попадешь в какое-нибудь говнище»?

– Ага. – Он помолчал, глядя на дорогу. – Я думал, отбить артефакт будет легче. Но они реально готовы были угробить перемирие.

– Это ты его чуть не угробил! Нечего было на них так бросаться.

– Я… Я не люблю тот двор, – выдавил он словно бы через силу. – Не сдержался. Зря, наверное.

– Ой, нашел причину! – поморщилась я. – Двор он не любит!

Какое-то время мы молчали. Я даже на красоту за окнами не смотрела – меня слишком занимали мысли о том, не ампутируют ли мне ноги.

– Не думал, что ты мне поможешь, – наконец сказал Антон.

– Думать – не твоя сильная сторона.

Он блекло усмехнулся.

– Ты нас прямо со дна вытащила. Ради себя, конечно, но все равно, ну… типа спасибо.

Мне даже обидно стало.

– Ради себя я бы оттуда скрылась. Знаешь, теперь ясно, почему ты работаешь один! Кому нужен такой напарник? Я тебя героически спасла, но так и быть, не благодари.

Антон посмотрел на меня. Взгляд был настороженный – как будто у него в голове не укладывалось, что я за него вступилась.

– Если вас при каждой встрече с Кланом так отделывают, как вы еще живы? – простонала я, чтобы отвлечься от боли в ногах.

– Не при каждой. – Антон, кажется, тоже рад был сменить тему. – В целом есть негласное правило: кто первый приехал, тот забирает артефакт. У нас есть преимущество – почталлионы, а Клан действует как стервятники: взять и скрыться, если мы вдруг не доехали вовремя. Пару раз перемирие уже чуть не нарушали, но наши стараются Клан особо не бесить. Павел Сергеевич и правда такой рохля! Сидит там в своей башне из черного дерева и…

– Почему из дерева?

– Это метафора. «Башня из черного дерева» – это книга Джона Фаулза, там старый художник удалился от проблем реального мира. Сидит себе, рисует, лишь бы его никто не трогал.

Я-то думала, Антон неотесанный любитель драк, а он, оказывается, действительно читает книжки. С другой стороны, он обо мне тоже предвзятого мнения. Я прислонилась головой к стеклу, разминая ноги, а Антон продолжал. Когда речь заходила о любимой работе, его было не остановить.

– Мы сдаем все артефакты, а как ими распоряжается Клан – никто не знает. Что-то сами используют, что-то продают. Никто не хочет их раззадорить: мало ли что там у них. Так что среди наших мало любителей отнимать у них добычу, просто стараются доехать первыми. А мы с этими двоими деремся за каждый артефакт, так уж повелось. Ненавижу эти долбаные правила и долбаное перемирие! Когда-то Гудвин выбросил за двери всех основателей Стражи, а мы как будто решили про это забыть, чтобы его не провоцировать. Павел Сергеевич слабак. – Антон сжал руль так, что костяшки побелели. Слова сыпались из него как из рога изобилия. – Перемирие давно висит на волоске, тут они правы.

– Если перемирие закончится именно на том, что за дверь выкинут тебя, твоей маме это вряд ли понравится, – сказала я, вспомнив, что она тоже из Стражи, а значит, точно будет в курсе.

Антон глянул на меня с яростью.

– Хоть слово про нее скажешь – тебе конец, – прошипел он.

Я испуганно моргнула, представив, что случайно выполню этот приказ. Антон, наверное, тоже об этом подумал – и сразу сдулся.

Он вывернул руль на поворот так резко, что ему возмущенно засигналили, и припарковался у обочины, прямо под знаком «парковка запрещена».

– Прости. – Антон откинулся головой на подголовник. – Серьезно, прости меня. Отмена приказа. Говори что хочешь, я беру свои слова обратно. – Он с силой потер лицо, только сильнее размазав по нему кровь и грязь. Руки у него подрагивали. – Белла была права, я одичал. Прости. Веду себя как скот.