Антон уже смял его и собирался бросить с крыши, но нехотя отдал мне. Я развернула картинку. Знакомая мультяшная парочка катилась на санках. Надпись гласила: «Любовь – это снова почувствовать себя детьми». Я украдкой сунула вкладыш в карман: оставлю на память о приключении. Антон тем временем встал и начал осторожно спускаться по скользкой крыше. Хоть бы не упал! Ограждение у края было низенькое и покосившееся, падение такого лося оно точно не затормозит. Но Антон успешно добрался до двери, вытащил мокрую жвачку изо рта – теперь она сияла очень ярко – и одним пальцем втолкнул ее в замочную скважину, не касаясь дверного полотна. Сияние от жвачки разрослось, заполняя пространство замочной скважины, по всей двери прокатилась синяя вспышка, и она растаяла.
– Обалдеть. Если тебе приходится так долго ее жевать, может, дверь закрывается не от жвачки, а от твоей слюны? – выдохнула я. – Не пробовал просто облизать замочную скважину?
Антон оступился, и я охнула. Зря я решила шутить именно сейчас. Он осуждающе посмотрел на меня, потом сделал два шажка в сторону артефакта – тот лежал у самого края. Ну вот и все: третий и последний. Антон нагнулся к нему и…
И тот рассыпался голубой пыльцой, как только Антон его коснулся. От неожиданности тот шатнулся, но кое-как удержался на краю крыши, тупо глядя на свою руку, усыпанную сияющими блестками. И я вдруг почувствовала, как смех распирает меня изнутри, растет, как пузырь из жвачки.
– Опять шалун? Ты сказал… это… редкость.
Антону было не смешно, да и для меня новость была так себе, опять мы не принесем артефакт, но… Ну какое же у него было лицо!
– Ты меня прокляла! Как ты это делаешь?! Не бывает двух шалунов за день, их даже в одном месяце два ни разу не было!
– Да при чем тут я?! Это ваши двери испортились, не сваливай на меня! Ну как, эффект уже чувствуешь?
Тут Антон решил, что мудро будет выбраться с края крыши, пока он и правда не ощутил эффект. Он вернулся ко мне и сел, насупленный, как бульдог.
– Что-то наших друзей не видать, – сказала я. – Проспали?
– Сейчас они нас уже и не найдут. У них артефакт поиска, он срабатывает на открытые двери, а когда она уже закрыта – все, поздно метаться. К тому же работает он так себе, бывает, нам везет, и без них обходится. Но на случай, если они сейчас где-то там внизу бегают, – отнять у нас уже нечего. Ненавижу шалунов!
– Почему? Может, он даст тебе какую-нибудь смешную антисуперспособность. Будешь ходить на руках целыми днями.
Я следила за каждым его движением, чтобы заметить, когда проявятся последствия. Все-таки есть на свете справедливость, не мне одной мучиться!
– Ненавижу само название. Моя мама так говорила про то, как двери ломали землю: «шалят». И постепенно, уже после нее, так начали называть и эти шальные артефакты дурацкие. Но все это… Слишком мягкие слова. – Он дернул головой, будто отгонял эти мысли, как муху. – Ты – это какая-то антиматерия! Нормальные люди не могут коснуться двери, а ты трогаешь их, как обычные деревяшки, да еще они с тобой как будто играют. Очки, шалуны. Дело в тебе. Точно в тебе.
И вот тут-то эффект от шалуна и наступил. Оказалось, эффект был таким наглядным, что пропустить его было невозможно.
– Антон… Тебе не холодно?
– Не, – удивился он.
Потом посмотрел на свои ноги и выругался. На нем поменялась одежда. В долю секунды, раз – и он сидит на крыше в спортивной форме: шорты и футболка, на ногах стоптанные летние кроссовки. Антон натянул на своей груди футболку и уставился на номер.
– Семнадцать… Это был мой номер в школьной команде. И цвет такой же. Какого лешего!
– Эффект шалуна состоит в том, что он тебя… переодел? – не поверила я.
– Я в жизни ничего глупее не слышал. – Антон остервенело щупал одежду. – Настоящая! Но мне не холодно, прикинь: по ощущениям я как будто еще в джинсах и куртке. Вот бред!
– Может, ты – самый ужасно одетый человек в мире и даже шалунам хочется тебя приодеть? – фыркнула я, хотя свитер у него вообще-то был очень даже ничего.
Антон страдальчески прикрыл глаза, но когда это делает сидящий на крыше футболист, даже страдания выглядят забавно. В этой легкомысленной одежке становилось заметнее, что вообще-то он симпатичный, когда не злится. Правильные черты лица, милые кудряшки, прямо Иван-царевич. Его легко было представить себе ждущим с букетом свою девушку, чтобы пойти с ней кататься на коньках, но никак не дерущимся с бандитами во дворе.
– Посижу, может, пройдет, – сказал Антон, но слышно было, что он не очень-то на это рассчитывает. – Видишь, вон там, слева, золотой шпиль? Петропавловская крепость. Это другой район, я там давно не был, но с крыш иногда смотрю. О, а вон Лахта-центр!
Антон показывал мне какие-то постройки, думая, что я знаю их названия. Я молча кивала, просто чтобы не спугнуть момент.
– А вон, видишь, маскароны? Только их лучше с улицы смотреть.
– Макароны?
– Маскарон. Барельеф в виде человека или животного на здании. Как ты училась на архитектора?