Осторожно, волшебное!

Старик с собачкой остановился возле скамейки и потолковал с феей относительно какой-то семьи, которая живет фактически в полуподвале, а вот не признают полуподвалом, не ставят на учет, так надо бы... «Поставят,- фея слегка улыбнулась, так, невзначай.- Я займусь». Старик хотел было продолжить разговор, еще что-то такое добавить, объяснить поподробнее, но Фея, слегка принахмурившись, дунула на него, махнула кружевом платочка, пробормотала сквозь зубы непонятное слово, оканчивающееся на «...икс»,- и вот уже спина старика видна была метрах в пятнадцати от них, он не спеша огибал квадрат газона, ведя на поводке собачку.

- Тебе хочется найти истину, Никита? - Она смотрела на него зорко, пытливо, спрашивала требовательно.- Или девушку? Что тебя тревожит?

- Не знаю.- Он признался: - Я вообще себя не понимаю... перестал понимать...

Она засмеялась тихим хитрым смехом:

- О! Раньше ты считал, что понимаешь все на свете. И притом лучше всех.- Быстрым точным движением хлопнула его по плечу.- А сказка рядом. Оглянись!

Никита испуганно оглянулся. Трудно сказать, что он ожидал увидеть. Но за его спиной никого не было. Чуда не произошло. Все выглядело как обычно.- Но вижу, Василиса Мелентьевна.- Забава Никитична... Не видишь? Ничего, ничего,- приговаривала Фея, все так же тихонько посмеиваясь.- Бывает. Всяко бывает. Ничего. Не все сразу, верно? Сколько раз я наблюдала... Подождем. Поживем - увидим.

Она теперь стала как будто ниже ростом. Стала приветливее и проще, доступнее. Лукавый, журчащий смех молодил ее, красил. Такая не подавляла. Такой легче было задавать вопросы.

- Девушка в стекле... Это что же, наслали мне изображение? - осмелев, спросил напрямик Иванов.- Но зачем? И кто? Какими методами? Ученые не могут объяснить, пасуют.

Откуда у него эта твердая уверенность, что она может ответить на любой вопрос? Не спасует?

Домовая Фея прямо посмотрела ему в глаза. Без улыбки, очень серьезно.

- А может быть, это твое представление о прекрасном Никита?

Никита как-то смешался, растерялся:

- А разве... разве у меня есть...

- Оно есть у каждого, пускай в неразвитом состоянии. Зависит, конечно, от культуры чувств.

Щеки Никиты пылали,

- Где уж нам уж,- сказал он самолюбиво,- по части чувств. Не годимся. Темные.

Домовая Фея спокойно кивнула головой, точно не замечая его раздражения.

- Да, у тебя невысокий эмоциональный потолок, верно. Но люди ведь меняются... Надо только хорошенько перему читься,- сказала она холодновато, отчетливо,- и все придет Тебе сейчас больно? Голос смягчился, звучал опять серебристо, музыкально. - Но ведь это плодотворно, поверь мне, Никита. Ведь только тот, кто знает боль, может понять боль другого. Сострадать... со-страдать... в основе лежит глагол - страдать. Маленькое грамматическое наблюдение. А тот, кто не способен понять, почувствовать боль другого, пережить ее как свою,- относится ли он вот»бще к семье людей?

Бегло коснулась пальцем своего лба, переносицы... и там проступил... как будто проступило что-то блестящее, светящееся. Или нет? Вроде полукружье. Никита сомневался: переливается, то есть оно, то нету его, пропало. У индианок на этом месте точка, но тут не точка совсем, и потом - какая же она индианка?

- Сколько раз мне случалось наблюдать... и при свете свечей, и при свете костра... Человек идет навстречу боли смерти... ради человека, ради идеи. Сострадая, идет страдать,- Опять это серебристое журчание, струение слов, сливающееся с игрой солнечных бликов, дрожанием тополиной листвы.- Человек отдает ту драгоценность, которая у него есть: жизнь.- И добавила совсем тихо, неожиданно печально и нежно: - Бессмертным нечего дарить. Они беднее.

К скамейке подкатился мяч, он лежал у ног Никиты. Толстый мальчик в штанишках с бретельками хотел его взять, но не мог, каждый раз натыкался на невидимую стену, которая отгораживала скамейку. Фея как-то облегченно, жизнерадостно засмеялась (совсем юный смех). Прошептала слово, оканчивающееся на «икс», дунула, мяч подскочил и прыгнул прямо мальчику в руки. Тот, обрадованный, убежал.

- Ну, а если это все-таки Любовь...- начала Фея задумчиво, опять дотронувшись пальцем до переносицы,- Тогда, конечно...

И не закончила фразу.

- Как? Как? - воскликнул ошеломленный Никита.

- Если это Любовь Сутырина... ну, Люба из Берендеева, что остановилась у Муси...

- Вы думаете...- сбивчиво бормотал Никита.- Вы считаете...

Но она, казалось, не слушала его. Рассеянно шевелила носком туфли сухой лист, упавший на землю.

- Девушка уезжает сегодня. Жаль.- Отогнула длинный рукав черного платья, посмотрела на свои большие деловые часы с секундной стрелкой на широком ремне,- Поезд отходит... отходит в три тридцать одна. Можно еще поспеть,- И добавила как-то странно, напевно: - Поспеет кто разом обуздает коня уздой неузданой, оседлает седельцем неезженым... поскачет, не рассчитывая и не раздумывая... не торгуясь с судьбой...