Осторожно, Врата закрываются

Шигяры обыскали дом и рабочее место Сшикшонга и логично предположили, что донт носит устройство с собой. Поэтому они напали на него и его спутников у озера, забрали вещи, полагая, что теперь-то уж точно обрадуют босса. Но устройства среди украденного не оказалось. И в это самое время Художник узнал, что Сшикшонг выводил донтов с планеты, и более того – его уже ищет полиция.

Сложив два и два, лидер террористов понял: Сшикшонг спрятал устройство около незарегистрированных Врат, больше попросту негде. И если не схватить донта первым, это сделают полицейские.

– Он не допустит, чтобы на Донтоке остались Врата, – прошептала Алиса. – Ведь тогда толпа утихнет, и все его труды пойдут прахом.

Пальцы Расэка непроизвольно сжались в кулаки. Художник хотел дискредитировать власть и нашёл способ расшевелить донтокчан, но его намерения, благие по отношению к донтам, лишат планету межгалактической сети. И этот выбор он называет правильным?!

Художник специально тянул время, ожидая, когда закроются все Врата, и добился своего: на Донтоке осталась последняя инородная арка. Неясно только, почему он отправился в бункер за устройством? Зачем оно…

Расэк застыл, потрясённо глядя на лидера террористов.

– Ну разумеется…

В следующее мгновение он ощутил, как их с Алисой отрезает невидимой стеной. Художник вовремя решил перестраховаться.

– Поверьте, я бы с удовольствием поступил иначе. Но выбора нет, – его голос звучал издалека, и дело было вовсе не в прозрачной перегородке. Уши заложило от осознания того, что́ скажет лидер террористов: – Мне нужно доказательство. Я покажу донтокчанам, что с самого начала хотел спасти Донток, и тогда толпа пойдёт за мной.

Струйка пота побежала по спине, Расэк сжал ладонь Алисы, понимая, в какой переплёт они угодили. Доказательство, о котором говорил Художник, – это устройство, уничтожающее Врата. Когда исчезнет последняя арка, он предъявит его донтокчанам.

Выход из лабиринта захлопнулся, а Расэк с Алисой даже не успели побродить по его бесконечным переходам. Художник не позволит вынести устройство с планеты, это уже очевидно. А самое страшное – он не позволит им вернуться домой.

Глава 18. Врата закрываются

Сшикшонг по привычке остановил мотоцикл за деревом – огромным, раскидистым, они с Миркшором всегда прятали транспорт здесь, перестраховывались на случай, если кто-нибудь их обнаружит. Вот и сейчас мотоцикл друга лежал на боку, прикрытый ветками и травой. В тот злополучный день Сшикшонг так испугался, что даже не подумал его отогнать, как и не подумал спрятать тело Миркшора.

Он слез с мотоцикла и увидел валяющуюся неподалёку толстую ветку. Подобрал, примерил к ноге – Справедливость ему явно улыбалась, с костылём передвигаться гораздо проще. Сшикшонг доковылял к убежищу, распахнул дверь и едва ступил на лестницу, как почувствовал омерзительный запах. Тело друга начало разлагаться.

Зажав нос, он спускался ниже, глаза слезились от трупной вони, к горлу подкатывала тошнота. Инородная арка мерцала и переливалась, её света вполне хватало, чтобы видеть застывшего на земле Миркшора. Зря он оставил его здесь, ведь убежище вряд ли когда-нибудь обнаружат, но Сшикшонг всегда был слабаком и трусом, даже по отношению к памяти друга поступил несправедливо!

Стараясь не смотреть на Миркшора, он дохромал к небольшому деревянному ящику в углу, а когда открыл его, мысленно поблагодарил Справедливость. Туристический шшрип и ненавистное устройство лежали на прежнем месте.

«Осталось немного», – думал Сшикшонг, глядя на зелёный столбик сбережений. Скоро он переведёт их на свой шшрип и наконец попрощается с жизнью. С самого детства Сшикшонг мечтал о достойной смерти, жил ради неё, трудился на заводе, чтил Справедливость и не позволял себе соблазны.

Он хотел умереть правильно: дождаться последнего вдоха в окружении семьи и друзей, видеть уважение в их глазах, гордость и, конечно, зависть. Хотел, чтобы его называли приближенным к донтокчанам, чтобы на шшрипе исчезла красная черта, а вместе с ней – страх стать шигярой. Он мечтал о дне, когда сможет беспрепятственно пройти в город, прогуляться по улицам среди донтокчан, попробовать их еду и возможно даже полетать в кошкшре.

Всё изменилось со смертью Кшзе́нги. Сшикшонг чувствовал вину, ведь он так и не сумел её образумить. Жена тратила сбережения, покупая Дишелл соблазны, твердила: «Посмотри, как улыбается наша дочка! Я счастлива, Сикш! Мне не нужно Ки Ри, чтобы жить достойно!»

Дишелл радовалась каждому подарку. Сшикшонг видел это и притворялся, что верит в историю про донтокчанина, организовавшего в школе класс рукоделия, делал вид, что не замечает браслет, который дочь носила на лодыжке. И презирал себя за слабость. Ему следовало это прекратить, следовало убедить жену сосредоточиться на Долге. Но он, как и Кшзенга, любовался улыбкой дочери и спрашивал себя: возможно ли, что эта безграничная радость, наполняющая сердце, и есть Ки Ми? Возможно ли, что пока улыбается крошка Диш, они живут достойно?