Я вернулась к себе и только успела поставить на место дракончика и надеть браслет, как в дверь постучали с посланием от ректора. Через час мне нужно было прийти в главный корпус. «Хорошие новости», – радостно подпрыгивали буковки короткого письма, но меня эта радость не тронула. Видимо, задумка Крейга воплощалась в жизнь, и кто-то уже «вспомнил» пропавших. То, в чем Оливер углядел добрый знак, мне сулило новую встречу с библиотекарем.
Но об этом никто, кроме нас с инспектором, не знал, и настроение у членов экстренно собранной комиссии было взволнованно-приподнятое. Только леди Райс хмурилась, но лишь от того, что смотрела чаще других в мою сторону и не обманулась натянутой улыбкой.
– Думаю, мы можем продолжить обсуждение и без протоколиста, – заявила она во всеуслышание. – Элизабет только из лечебницы и еще нуждается в отдыхе.
Оливер стушевался под обвиняющим взглядом целительницы и согласился, что протоколист им и правда не нужен. А я порадовалась возможности опять сбежать: ведь, останься я до конца совещания, он наверняка пошел бы меня провожать.
– Завтра можете не приходить, – сказала мне леди Пенелопа. – Устройте себе выходной.
– Завтра? – Какая-то часть меня, маленькая и трусливая, ухватилась за это предложение, но я не позволила ей взять верх. – Нет, я приду. К восьми, как всегда.
Выбор? Я выберу.
И пусть Мэйтин, если не согласен, засветит мне в лоб молнией.
Хотела бы я сказать, что принятие решения сняло камень с души и я, отринув все обязательства, кроме обязательств перед собственным сердцем, устремилась навстречу грядущему счастью. И возможно, однажды так и скажу. Когда буду пересказывать эту историю внукам, например. Не признаваться же им, что бабуля Бет, проснувшись, и с кровати вставать не хотела, малодушно мечтая, чтобы на нее рухнул потолок, после чего она либо навсегда избавится от проблем, либо попадет-таки в лечебницу, минуя все стадии сборов и сомнений?
Потолок падать отказывался. Пришлось вставать, идти в ванную, умываться, причесываться, одеваться. И думать-думать-думать…
По дороге в лечебницу я размышляла сначала о том, что было бы неплохо, прояви себя библиотекарь как-нибудь, и возможное покушение страшило меня меньше предстоящего разговора. Когда половина пути была пройдена, я резко изменила мнение, решив, что со стороны преступника будет непозволительной наглостью вмешаться в мою жизнь именно сейчас. А завидев больничное крыльцо, вернулась все же к первоначальному плану: пусть меня лучше убьют… только не до конца. Чтобы невозможный мой доктор лечил меня, сидел рядом, держал за руку… А там оно как-нибудь само…
– Элизабет!
Повернувшись на голос, я увидела Саймона. Он стоял у больничной ограды, в тени разросшегося куста сирени, чьи крупные набухшие почки уже дразнились зелеными язычками будущих листиков.
– Доброе утро, – я подошла к боевику. Несмотря на волнения, ему я была искренне рада. – Что вы здесь делаете?
– Решил до начала занятий узнать, как у вас дела, – улыбнулся он. – Все хорошо?
– Да, конечно.
– Вот и замечательно. Это, – он достал из кармана маленький бумажный мешочек, перевязанный розовой ленточкой, – вам.
– Спасибо, – поблагодарила я. Сквозь шелестящую обертку пробивался запах шоколада и миндаля. – А вы…
– Хорошего дня! – Саймон помахал рукой уже от портала.
– Хорошего, – согласилась я, с наслаждением принюхиваясь к подарку. Такие конфеты продавались в кондитерской не на фунты, а поштучно, и стоили недешево. Но и вкус у них был – м-м-м…
Развернула мешочек, но полакомиться его содержимым не успела.
– Здравствуйте, Бет.
Я обернулась, спрятав сладкий подарок за спину.
– Доброе утро, доктор.
Внутри все переворачивалось от волнения, а губы невольно расплывались в улыбке.
– Что это у вас там? – он попытался заглянуть мне через плечо.
– Ничего.
– Ай-ай-ай, не стыдно обманывать старших?
Вот только этого не надо! Мне тоже не двадцать лет. Не совсем двадцать…
– Конфета, – призналась я, выставив вперед ладонь с шоколадным шариком. – Саймон угостил.
– Саймон, – насупился он притворно. – Мало мне одного героя, так у вас то оборотни с букетами, то боевики с конфетами. Видимо, придется на вас жениться, чтобы воспрепятствовать наплыву соискателей.
Конечно же, он шутил. Но… Мэйтин его разберет! С человека, признающегося в чувствах на лекции, станется сделать предложение посреди больничного двора.
Пока я думала что сказать, он как ни в чем не бывало протянул руку и взял с моей ладони шоколадку.
– Верните мою конфету! – потребовала я, так и не найдясь с ответом.
– Вашу? – усмехнулся он. – Привыкайте, Бет. Когда мы поженимся, все конфеты будут общими. Я бы даже сказал, они будут в основном моими. На прочее ваше имущество я не претендую, но сладости…
Он подбросил обсыпанный миндалем шарик и поймал ртом. Хмыкнул самодовольно и внезапно так и замер – с поднятой рукой, задранным вверх подбородком и медленно сползающей с лица усмешкой. Из уголка рта потекла тонкая шоколадная струйка.
– Доктор? – я невольно отступила на шаг, но тут же бросилась к нему.