К концу 460-х гг. до н. э. положение политической группировки, противостоящей Кимону, значительно укрепилось, а влияние самого Кимона, напротив, пошло на спад. Его роль в полисе должна была казаться демосу уже слишком возросшей, несовместимой с принципами демократии и чреватой опасностью тирании (хотя у самого Кимона, насколько можно судить, и в мыслях ничего подобного не было). Кимон допустил несколько (действительных или мнимых) просчетов в ведении военных действий, которые были незамедлительно поставлены ему в вину и повели даже к суду над ним, впрочем, окончившемуся оправданием. Вряд ли стоит списывать со счетов и субъективный фактор: афинянам со временем «приелся» политик, в течение длительного времени находившийся во главе государства. В конце концов каплей, переполнившей чашу, стал известный инцидент с унизительной отсылкой спартанцами афинского отряда, прибывшего к ним на помощь в борьбе с мессенскими илотами в 462 г. Как известно, инициатором оказания помощи был именно Кимон, а его противники, наоборот, предлагали воспользоваться ослаблением Спарты и «не дать подняться городу, во всем противодействующему Афинам» (Plut. Cim. 16).
Таким образом, вновь можно было говорить о временном структурировании политической жизни по «биполярному» принципу, о наличии двух крупных, противостоящих друг другу группировок, а точнее — коалиций. На протяжении нескольких лет эти группировки обменивались взаимными ударами на остракофориях, в результате чего изгнанию подвергались, насколько можно судить, представители и той и другой стороны. В целом победа на этом этапе осталась за противниками Кимона, им удалось нанести своим визави больший ущерб. Вероятно, они эффективнее применяли в своих интересах пропагандистские штампы. Плутарх (Cim. 17) пишет, что при изгнании Кимона его враги воспользовались незначительным поводом (μικράς έπιλαβόμενοι προφάσεως), а чуть выше (Cim. 15) поясняет, какого рода повод имеется в виду: раздувались сплетни о его инцестуальных отношениях с сестрой Эльпиникой (έκεΐνά τε τά προς την αδελφήν άνανευόμενοι). Ряд других авторов (Andoc. IV. 33; Athen. XIII. 56. 589ef; Schol. Aristid. XLVI. p. 118.13 Jebb = III. p. 446 Dindorf; Suid. s.v. άποστρακισθήναι; s.v. Κίμων; s.v. όστρακισμός) свидетельствует о том же — о немаловажной роли «фактора Эльпиники» в остракизме вождя афинских аристократов. Некоторые из них прямо говорят, что Кимон был изгнан именно из-за сожительства с сестрой, а не из-за чего-либо другого. Некритически следовать за этими утверждениями, конечно, не стоит, но и совсем сбрасывать данный фактор со счетов, считать мотив «Кимон и Эльпиника» в традиции об остракизме поздним анекдотическим вкраплением вряд ли будет правомерным. В конце концов, не будем забывать о том, что в нашем распоряжении есть остракон (следовательно, бесспорно аутентичный, современный памятник), на котором написано буквально следующее: «Пусть Кимон, сын Мильтиада, уходит, взяв Эльпинику» (греческий текст надписи см. в п. 2 источниковедческого раздела)[897]
. Вообще скомпрометировать политического деятеля в классических Афинах можно было самыми разными способами, но одним из наиболее надежных путей было навлечь обвинения (хотя бы и клеветнические) на его личную жизнь, моральный облик[898].Небезынтересен вопрос о том, кто являлся на рубеже 460-х — 450-х гг. до н. э. главой группировки, противостоявшей Кимону. Обычно считается, что это был Эфиальт. Однако, насколько можно судить, реальная роль этой фигуры, зачастую изображаемой едва ли не как «вождь всех демократических сил», существенно преувеличена в историографии Нового времени. Характерно, что ни один источник V и IV вв. до н. э., вплоть до «Афинской политик» Аристотеля, не упоминает даже имени Эфиальта как лидера группировки или просто видного политика. Не случаен, думается, и тот факт, что ни на одном (!) остраконе пока что не встретилось имя Эфиальта. Очевидно, он не рассматривался афинскими гражданами как лицо, потенциально подлежащее остракизму. Собственно, известно об Эфиальте очень немного. Он был стратегом (Plut. Cim. 13)[899]
— но этого явно недостаточно для того, чтобы претендовать на значимую политическую роль. Например, такие афиняне, как Гагнон (отец Ферамена) или Сократ из Анагирунта, были стратегами даже по много раз, но никто не причисляет их к «первому эшелону» политической элиты. Далее, Эфиальт выступал обвинителем в нескольких нашумевших политических процессах и — самый известный факт из его биографии — выдвинул проект знаменитого постановления о реформе Ареопага (впрочем, не исключено, что в действительности за его спиной стоял кто-то другой, скорее всего, Перикл, ср. Plut. Pericl. 7; 9)[900]. Иными словами, Эфиальт был политическим деятелем примерно такого же уровня, как, например, Клеарх, Фудипп и десятки других[901]. Вряд ли он являлся фигурой, сопоставимой по своей роли в полисе с Кимоном, его главным соперником.