Остракизм в Афинах

К острака приложимы и методы системно-структурного анализа, позволяющие выявлять место и связи отдельных памятников данной категории в рамках того или иного комплекса. Кстати, эти глиняные черепки в подобных целях можно сопоставлять друг с другом в самом буквальном смысле, чисто физически. Если выясняется, что два или более остракона прямо соприкасаются своими сторонами, происходя, таким образом, из одного сосуда или более крупного обломка (а такие случаи встречаются, и нередко), то можно считать ясным, что они были использованы на одной остракофории, что дает повод для более или менее далеко идущих выводов, в зависимости от содержания надписей на этих остраконах и общего контекста[151]. Далее, одним из важных методов работы с острака является палеографический анализ надписей на них. Собственно говоря, к этим надписям можно применять даже нечто вроде графологической экспертизы, что само по себе практически уникально в рамках круга источников по истории классических Афин. Удается, в частности, опознать случаи, когда несколько остраконов надписаны одним почерком (наиболее известный пример — острака против Фемистокла с северного склона Акрополя), и это тоже, в принципе, оставляет свободу для интерпретации, причем большую свободу, чем обычно полагают. Чаще всего считается, что такие находки знаменуют плоды деятельности политических группировок, фальсифицировавших результаты остракофорий, однако это объяснение никак не подходит к ситуациям, когда одна рука надписала острака против разных лиц. На всей этой проблеме нам еще придется специально останавливаться (гл. III, п. 5). Пока же отметим, что бывают и противоположные случаи, когда на одном остраконе обнаруживаются два разных почерка. Таков один из острака против Аристида[152], на котором какой-то, очевидно, не слишком хорошо владевший искусством письма афинянин тщетно пытался вывести имя этого политика, но эти попытки оканчивались фальстартами; а ниже требуемое имя было написано четким, красивым почерком хорошо грамотного человека. Уж не об этом ли черепке идет речь в знаменитом анекдоте об Аристиде и крестьянине? Во всяком случае, такое предположение выглядит весьма соблазнительным (оно еще и позволяет считать, что мы две с половиной тысячи лет спустя имеем возможность собственными глазами видеть надпись, сделанную самим Аристидом!), но это, конечно, чистой воды гипотеза, которую вряд ли когда-нибудь удастся доказать либо опровергнуть. Мы упомянули об этой гипотезе лишь для того, чтобы продемонстрировать, какие интересные и неожиданные вопросы встают буквально на каждом шагу при работе с острака.

Вероятно, наиболее перспективный путь анализа рассматриваемых памятников — исследование надписей на них с содержательной стороны. Здесь следует сказать о двух нюансах. Во-первых, основной, обязательной (а по большей части и единственной) частью надписи на остраконе является имя того или иного афинского гражданина, «кандидата» на изгнание. Мало ли этого? Отнюдь нет. Острака — подлинный клад для историка-просопографиста. Они донесли до нас имена почти двухсот афинян. Среди этих имен — как принадлежащие крупнейшим деятелям афинской истории, о жизни которых подробно рассказывает нарративная традиция (от Аристида и Фемистокла до Никия и Алкивиада), так и совершенно неизвестные ранее, а порой даже странновато звучащие (Бриотент, Эретрией и т. п.)[153]. Читатель может в этом убедиться, обратившись к приложению V, где мы на основе предшествующих публикаций и сообщений о находках сделали сводку имен, встречающихся на острака, с указанием количества открытых остраконов по каждому имени. Не приходится сомневаться в одном — в принадлежности подавляющего большинства людей, бывших «кандидатами» на изгнание остракизмом, к кругу политической элиты Афин[154]: ведь процедура, о которой идет речь, применялась, по согласным утверждениям античных авторов, именно по отношению к влиятельным политикам, как правило, аристократического происхождения. Конечно, из всякого правила бывают исключения; наверняка имели место и такие случаи, когда тот или иной афинянин писал на черепке имя, скажем, своего соседа — просто из личной вражды. И все же, на наш взгляд, вполне ясно, что в массе своей лица, упоминаемые на острака, отнюдь не относились к числу ординарных, ничем не примечательных жителей Аттики.