Остракизм в Афинах

Акцент при работе с источниками очевидным образом делался не на оригинальность выводов, а на скрупулезность и акрибию. Однако же это не спасло авторский коллектив от некоторых досадных погрешностей. Так, в просопографическом каталоге острака, составленном Ш. Бренне, встречаются опечатки. Например, указывается (с. 58), что известно 423 остракона с именем Кимона, сына Мильтиада, из них 426 (sic!) найдено на агоре. Нужно ли говорить, что опечатки в числах являются самыми неприятными и опасными, поскольку они в состоянии породить в корне неверную картину? В качестве источников одного важного фрагмента комедиографа Платона (fr. 153 Коек, из комедии «Симмахия»), в котором остракизм уподобляется детской игре остракинде, указаны схолиаст Гермий (V в. н. э.) и византийский клирик-эрудит Евстафий Солунский (XII в.). Однако этот фрагмент впервые цитируется автором значительно более раннего времени — Светонием, в написанном по-гречески сочинении «Об играх у эллинов» (Suet. De lud. Graec. 8). Наконец, самое курьезное упущение. В хронологической таблице к книге (с. 521) фигурируют такие сомнительные с точки зрения историчности события, как остракизмы Менона, Дамона и др., но при этом парадоксальным образом оказался забыт надежно зафиксированный и точно датируемый остракизм Кимона (461 г. до н. э.).

Итак, претензий к исследованию, о котором идет речь, более чем достаточно. Тем не менее нельзя отрицать и того, что оно станет отныне ценным подспорьем для каждого, кто занимается афинским остракизмом. Пусть книга не вполне оправдала возлагавшиеся на нее ожидания; все же без учета содержащихся в ней данных теперь будет невозможно ни одно новое исследование об остракизме.

* * *

Переходя к обзору отечественной историографии остракизма, приходится с грустью констатировать, что говорить, в общем-то, почти не о чем. Ситуация в полном смысле слова плачевная; мы не рискнули бы говорить даже о каких-то историографических традициях, направлениях, тенденциях нашего антиковедения в данной сфере, ввиду того, что писалось об остракизме у нас очень и очень мало. И это несмотря на то, что, как мы видели выше, фактическим основоположником специального изучения института остракизма в мировой исследовательской литературе явился российский профессор К. Я. Люгебиль. Впрочем, его книга, написанная на немецком языке, пожалуй, даже не может в полной мере считаться фактом отечественной историографии, во всяком случае, вопрос этот спорный[326]. А в дальнейшем за весь дореволюционный период можно назвать еще только посвященную остракизму статью Η. П. Обнорского в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона[327]. Как и подобает достаточно краткой словарной статье, она содержит лишь необходимый минимум информации об остракизме и не является собственно исследованием. Впрочем, статью следует охарактеризовать как компетентную и информативную, хотя и не чуждую некоторых неточностей по частным вопросам. То же можно сказать и о двух небольших пассажах в труде В. В. Латышева о греческих древностях[328].

Нельзя сказать, что ситуация принципиально изменилась и в послереволюционный период. Как и прежде, за многие десятилетия — лишь довольно краткие упоминания об остракизме в работах общего характера. Конечно, ничего не сказать об остракизме не мог ни один ученый, в той или иной связи писавший о внутренней истории афинского полиса в V в. до н. э. Однако упомянуть об институте — еще не значит внести оригинальный вклад в его изучение.

С такого рода упоминаниями в основном и приходится иметь дело. Так, С. Я. Лурье высказал интересную мысль о том, что закон об остракизме «основан на наивной вере во всемогущество великих людей, на антрополатрии, и может смело быть поставлен рядом с очистительными жертвоприношениями, носившими также характер актов государственной важности»[329]. Это утверждение, бесспорно, представляется несколько категоричным. И тем не менее нельзя не отметить, что в данном случае (как и в целом ряде других) выдающийся российский ученый лет на пятьдесят-шестьдесят предвосхитил (пусть и не развив аргументацию) те идеи о религиозных элементах института остракизма, которые уже в наши дни начинают все более активно высказываться в работах западных антиковедов.