Остракизм в Афинах

Уже относительно недавно темы остракизма в контексте эволюции афинской демократии коснулся В. М. Строгецкий[330]. В связи с применением остракизма к Фемистоклу он отмечает, что эта мера рано превратилась в орудие политической борьбы, что объединившиеся аристократы из ряда аттических родов использовали ее как средство расправы над своим противником. В то же время, по мнению ученого, «необходимо различать остракизм как инструмент политической борьбы в представлении отдельных афинских политиков и остракизм как меру, направленную против слишком влиятельных и выдающихся личностей в представлении афинских граждан в целом». На наш взгляд, исключительно плодотворная мысль (к сожалению, не развитая более подробно), позволяющая проводить некоторые границы между, скажем так, более широким и более узким пониманием функций остракизма в ту эпоху, когда он находился в употреблении. Комментированную подборку ряда важнейших нарративных свидетельств об остракизме подготовили недавно Л. П. Маринович и Г. А. Кошеленко в рамках выпущенной ими антологии текстов об афинской демократии[331]. Некоторые мысли об остракизме высказал в своей монографии X. Тумане[332].

В последние 10–15 лет у нас, по счастью, наконец начали появляться и специальные исследования, в которых проблемы остракизма трактуются уже более детально (хотя таких работ по-прежнему очень немного). Так, С. Г. Карпюк, рассматривая вопрос о введении остракизма в контексте реформ Клисфена[333], справедливо отмечает, что эта мера была в определенном отношении внесением «правил игры» в политическую борьбу: изгнание остракизмом не сопровождалось конфискацией имущества и преследованием семьи, не вело оно и к поражению в правах. В других статьях С. Г. Карпюк касается дискуссионных сюжетов, связанных с последней афинской остракофорией, жертвой которой стал демагог Гипербол, хотя угрозе изгнания подвергались в первую очередь Никий и Алкивиад[334]. Обращаясь к вопросу о числе 6000, фигурирующей в источниках в связи с остракизмом, исследователь считает это число общим кворумом.

Целый ряд аспектов истории остракизма рассмотрел в своих работах калининградский антиковед С. И. Гинзбург[335]. Датируя учреждение этого института в Афинах временем реформ Клисфена, он пытается доказать, следуя Каркопино, что противоречия между Андротионом и Аристотелем по этому вопросу не существует: аттидограф, говоря τότε πρώτον, имеет в виду в общем ту же дату, что и автор «Афинской политии», то есть конец VI в. до н. э. Исследователь анализирует хронологию конкретных остракофорий, при этом предлагая для остракизмов 480-х гг. датировки, на один год более поздние по сравнению с общепринятыми (для изгнания Гиппарха, сына Харма, — 487/6 г. вместо 488/7 г. и т. д.). Гинзбург первым в российском антиковедении обратил серьезное внимание на поздневизантийский текст Vaticanus Graecus 1144 и на те новые перспективы, которые открывает этот фрагмент для дальнейшего изучения остракизма, в частности, подметив, что его данные позволяют присоединиться в трактовке числа 6000 к позиции Филохора (необходимый минимум голосов против одного лица). Что же касается общих суждений калининградского ученого о значении института остракизма, позволим себе не вполне согласиться с его замечанием о том, что введение данной меры знаменовало переход от идеи родовой ответственности к индивидуальной, или, во всяком случае, сделать к этому чрезмерно, на наш взгляд, категоричному замечанию существенную оговорку. Нам представляется, что в действительности все было гораздо сложнее и не столь прямолинейно. Идеи родовой, коллективной ответственности еще и в V в. до н. э. оставались весьма живучими в сознании афинян[336]. Проявлялись эти идеи и во время остракофорий. Наверное, не случайно, что в 480-х гг. среди лиц, подвергавшихся угрозе остракизма, весьма велика была доля представителей одного аттического рода — Алкмеонидов, а именно над ними тяготело древнее родовое проклятие. Да и вообще старинные религиозные представления не отмирают так быстро и одномоментно, как полагает С. И. Гинзбург, и уж, во всяком случае, не отменяются простым принятием того или иного закона. Считать остракизм чисто светским институтом без каких бы то ни было религиозных компонентов, как мы продемонстрируем в дальнейшем изложении, неправомерно (хотя именно так обычно и делается).