Остракизм в Афинах

Не вызывает никакого сомнения, что и Аристотель, и Плутарх говорят об одном и том же остракизме; о нем же упоминает (правда, не употребляя самого слова «остракизм») и позднеантичный ритор Либаний (Declam. 1.157), называющий изгнанного Дамоном[440]. Вероятность того, что афиняне в разное время подвергли этой мере и некоего Дамонида, и некоего Дамона, практически равна нулю. Но как же все-таки звали изгнанника? Кто из двух авторитетов прав: схоларх Ликея или херонейский биограф? И следует ли вслед за последним отождествлять интересующее нас лицо с музыкантом? Ответ на эти вопросы — и ответ недвусмысленный — дали опять-таки острака. На них фигурирует имя «Дамон, сын Дамонида». Пусть таких остраконов всего лишь четыре — этого вполне достаточно, чтобы устранить все неясности. Теперь вполне очевидно, что остракизмом был изгнан музыкант. Демотик Дамона, к сожалению, не присутствует ни на одном направленном против него остраконе, но он оказался донесенным до нас Стефаном Византийским (s.v. 'Oα): Δάμων Δαμωνίδου 'Οαθεν, Дамон, сын Дамонида, из Ои (а не из Эи, как в «Афинской политии») — таково было полное гражданское имя этого афинянина.

Таким образом, более точными оказались свидетельства Плутарха. Однако почему же ошибся Аристотель, и в чем, собственно, состояла его ошибка? Мы имеем в виду, естественно, ошибку в имени. Попытку дать ответ на эти вопросы представляет собой весьма интересная гипотеза А. Раубичека[441], согласно которой Стагирит смешал в своем изложении двух афинских политиков — Дамонида и Дамона, отца и сына. Первый из них являлся советником Перикла в конце 460-х гг., в период борьбы последнего с Кимоном; второй же, известный музыкант, действовал поколением позже и также был близок к Периклу. Именно он-то и подвергся остракизму, а автор «Афинской политии», введенный в заблуждение сходством имен, приписал это изгнание Дамониду.

Выкладки Раубичека представляются нам во многих отношениях заслуживающими внимания. Впрочем, позволим себе предложить и альтернативное объяснение появления рассматриваемого противоречия в нарративной традиции. Очень может быть, что видного политика по имени Дамонид вообще никогда не существовало, Аристотель совсем не ошибался, а перед нами — плод искажения текста при переписывании. Согласно данной интерпретации, в соответствующем месте трактата о государственном устройстве афинян изначально стояло συμβουλεύσαντος αύτω Δάμωνος του Δαμωνίδου κτλ., иными словами, что Аристотель говорил о музыканте и советнике Перикла Дамоне, а не о его отце. В дальнейшем, однако, кто-то из переписчиков произведения пропустил имя Дамона, что психологически вполне понятно, поскольку имя и патронимик действительно очень схожи[442]. В результате и произошло ошибочное «раздвоение» одной личности. Когда это случилось — сказать трудно, но, во всяком случае, уже ко времени Плутарха, у которого наряду с музыкантом Дамоном (см. выше) появляется также, с прямой ссылкой на Аристотеля, советник Перикла Дамонид (Plut. Pericl. 9)[443].

Из сообщений источников, бесспорно, явствует, что причиной остракизма Дамона стала его близость к Периклу[444]. А коль скоро это так, то спектр датировок интересующего нас события может быть весьма широким. Сам Перикл в отдельные периоды своей карьеры достигал такого политического веса и влияния, что стоял уже как бы «над остракизмом», но на его друзей и сподвижников, на членов так называемого «кружка Перикла» (а Дамон, конечно, относился к их числу) этот иммунитет ни в коей мере не распространялся. Скорее даже наоборот: противники афинского «олимпийца», осознавая свою неспособность нанести какой-либо существенный вред ему лично, как бы «отыгрывались» на близких ему людях. Достаточно вспомнить судебные процессы против Фидия, Анаксагора, Аспасии в 430-х гг. до н. э., то есть тогда, когда Перикл, казалось бы, уверенно занимал положение «первого гражданина». Цель всех этих процессов вполне ясна: коль скоро не удается «свалить» лидера, нужно планомерно наносить удары по его окружению. Справедливости ради следует сказать, что Перикл, похоже, далеко не всегда использовал все необходимые средства, чтобы спасти от преследований того или иного своего сторонника. По-настоящему «расстарался», прибегнув даже к столь банальному приему, как слезные моления перед судьями (Plut. Pericl. 32), он только ради Аспасии, как-никак его фактической супруги. Правда, верно и то, что возможности Перикла были во многом ограничены. Собственно, и сам-то он в течение долгого времени мог не бояться остракизма или какой-нибудь иной опалы не потому, что располагал некими механизмами, позволявшими ему предотвратить такое развитие событий, а потому, что демос не мог обходиться без его услуг, соответственно, считал его незаменимым и не спешил с ним расставаться. Ни Фидий, ни Анаксагор, ни Дамон незаменимыми для демоса, естественно, не были.