Остракизм в Афинах

Возьмем изгнание Алкивиада Старшего. Свидетельств о нем, действительно, немного, но среди этих свидетельств есть принадлежащие весьма ранним авторам: Лисию, Андокиду. Если мы будем подвергать сомнению эту информацию, то что мешает объявить недостоверными, скажем, остракизмы Гиппарха, сына Харма, и Фукидида, сына Мелесия (самое раннее упоминание о них встречается лишь у Андротиона)? Или остракизм Ксантиппа, отца Перикла (самое раннее упоминание — в «Афинской политии» Аристотеля)? Этого, однако, никто не делает, и вполне правомерно. Далее, бесспорным аргументом в пользу историчности остракизма Алкивиада Старшего является наличие его имени на некотором количестве острака (эти остраконы по целому ряду критериев без каких-либо проблем можно отличить от тех, которые были направлены против его внука, несмотря на полное совпадение имени, патронимика и демотика — Алкивиад, сын Клиния, из Скамбонидов). Таких остраконов на сегодняшний день 14. Для сравнения: имя Гиппарха, сына Харма, было прочитано на 13 черепках, имя Гипербола — на 3, а оба они были, бесспорно, подвергнуты остракизму. Да и в целом отнюдь не кажется невероятным, что Алкивиад — выходец из древнего аристократического рода, принадлежавшего к самой верхушке афинской политической элиты[416], — стал жертвой остракофории. Собственно, для таких-то и был изобретен остракизм, перефразируя слова комедиографа Платона (fr. 187 Коек).

Датировка (хотя бы самая приблизительная) остракизма Алкивиада Старшего долгое время была совершенно неясной, и все предположения на этот счет имели чисто умозрительный характер. Положение усугублялось тем, что генеалогия семьи, о которой идет речь, сама по себе включает немало весьма дискуссионных элементов[417]. Известно, в частности, что имя Алкивиад было в ней весьма популярно. Так звали не только деда будущего скандального героя Пелопоннесской войны, но и его прадеда, сподвижника реформатора Клисфена. Строго говоря, не было полной ясности даже по вопросу о том, кто же из этих двух Алкивиадов был подвергнут остракизму.

Вплоть до середины XX века остракофорию, в результате которой был изгнан Алкивиад Старший, относили к 480-м гг. до н. э. Часто ее датировали еще более конкретно — 485 г.[418] Иными словами, Алкивиада отождествляли с «неизвестным», о котором речь шла выше, с «другом тиранов», ставшим жертвой третьего остракизма. Данная гипотеза казалась весьма привлекательной, однако впоследствии она была полностью опровергнута Источниковым материалом. Открытые в ходе раскопок острака с именем Алкивиада, как стало совершенно ясно в ходе анализа их материала и палеографии, никак не могли быть надписаны в 480-х гг., а появились на два десятилетия позже. Этот факт со всей возможной убедительностью продемонстрировал в специальной работе Ю. Вандерпул[419], впервые предложивший новую датировку остракизма Алкивиада Старшего — около 460 г. до н. э., иными словами, поставивший это событие афинской истории в совершенно иной контекст, в контекст демократических реформ Эфиальта — Перикла и противостояния этих политиков Кимону. Вряд ли Алкивиад Старший являлся сторонником последнего; несравненно больше оснований говорить о его близости к Периклу. Его сын Клиний был сподвижником и другом Перикла[420]; его внуки в детстве находились под опекой этого великого политика. Не забудем и о том, что Алкивиад Старший разорвал узы наследственной ксении, связывавшей его семью со Спартой (Thuc. V. 43.2). Это произошло, скорее всего, в годы Малой Пелопоннесской войны и тоже отнюдь не выдает в нем лаконофила-«кимоновца». Создается, таким образом, впечатление, что остракизмы Кимона и Алкивиада представляли собой взаимные удары, нанесенные друг другу соперничающими сторонами.

Предложенная Вандерпулом датировка рассматриваемой остракофории ныне стала практически общепринятой[421], и у нас нет ровно никаких резонов ее оспаривать. Вот, кстати, пример того, как острака помогли внести ясность в дискуссионный вопрос, став фактически решающим аргументом. Что же касается конкретного года, в котором был изгнан Алкивиад Старший, то он, к сожалению, вряд ли когда-нибудь будет точно установлен.

Остракизм Менона — одна из наиболее темных страниц афинской истории. О нем сообщает лишь один, к тому же достаточно поздний автор — лексикограф Гесихий (s.v. Msvcoviôai), да и он выражается расплывчато: τινές δέ φασι τον Μένωνα έξωστρακίσθαι. Казалось бы, подобная стоящая особняком информация не может заслуживать доверия, тем более, что о крупном афинском политическом деятеле по имени Менон из нарративной традиции неизвестно. Однако свидетельство Гесихия было существенно подкреплено неожиданной находкой (в основном на Керамике) очень большого количества острака (более 600) с именем Менона, сына Менеклида, из дема Гаргетт[422]. Шесть сотен известных остраконов — это действительно много; лишь пять-шесть афинян могут «похвастаться» таким их числом. Появляется значительная вероятность того, что лицо, о котором идет речь, было действительно изгнано остракизмом.