ОстротА. Записки русского бойца из ада

В блиндаже нет электричества, кабель был перебит упавшей с неба миной. С потолка капает вода, ты слышишь, как отслаиваются и падают на пол куски стен. Твое пристанище напоминает сочащуюся пробоинами подводную лодку. Она погибает не во время битвы с превосходящим противником, с нее не капает горящий металл. Просто субмарина ветха, стара и должна стать частью огромного куска грязи, вернуться в свое изначальное состояние. Грязь зовет ее к себе, и зов все сильнее.

Знаете, под минометным обстрелом не страшно. Ты думаешь, ты действуешь, ты живешь, пусть даже кому-то из присутствующих жить осталось очень недолго. Под моросью в окопе ты гниешь заживо. Ты становишься грязью, еще живя и осознавая это. Поэтому — прогноз погоды. Поэтому — остановите все это. Дайте мне выйти наружу и вдохнуть воздуха, который не пропитан разлагающей сыростью.

Но все вышеописанное так гармонирует с происходящим вокруг. С дефицитом магазинов для автомата, с неорганизованностью во всем, с тем, что таможня РФ тогда не давала провезти гуманитарку для солдат, что сейчас на передовой. За последний век мы слишком много впитали в себя грязи, и она продолжает разлагать нас. Нищета, равнодушие, жадность, тупость стали нашими верными спутниками и будут преследовать, пока мы не выжжем всю грязь каленым железом.

Потому что теперь эта грязь жрет человеческие жизни, прямо сейчас. Мне рассказывали, как инструкторы из РФ бросали необстрелянных ребят из Донбасса на штурм укрепленных зданий под Мариуполем. Выживших после отбитой атаки посылали забирать убитых и раненых — и они оставались там же, вместе с ними. Люди, за которых я приехал проливать свою кровь, пускались в расход без какого-либо сомнения.

Но это закончится. Когда вместо абстрактных представлений о «хорошем» и «плохом», в головах возникнет идея заботы о своих. Когда до каждого человека, принимающего решения в РФ, будет донесено, что он должен не прятаться за красивыми абстракциями, а разбиваться в кровь за последнего русского солдата. Когда мы поймем, что мы не «общелюди», а единое русское целое, борющееся за себя.

Мы будем сражаться за жизнь каждого из нас. Мы дадим тем, кто борется за остальную нацию, должные почет и уважение. Мы снимем грязную робу и наденем запылившиеся золотые эполеты. Мы очистимся от всех тех, кого очистить от въевшейся в души грязи уже невозможно. Я верю, что ирредента пробуждает страшную силу, и она несет в себе очищение.

Мы

Посвящаю этот текст моим братьям — русским добровольцам: Латышу, Забику, Сибири. Спасибо за все, ребята!

Часть 1. Беглецы

Поверхность под моими ногами качнулась, мощный двигатель протяжно зарычал, и раскрашенный буквами Z открытый «Урал» двинулся с места.

«Хорошо, мы поехали уже! На связи!» — кричал я в трубку своему собеседнику.

Этого двадцатишестилетнего парня можно назвать дезертиром. Сегодня солдаты нашей части получали денежное довольствие, а он с удивлением узнал, что его нет в штате бригады. Согласно документам, боец у нас не служил, хотя неоднократно получал оружие и уезжал вместе со мной на линию соприкосновения.

Если бы он слег где-то под Авдеевкой, то часть бы даже не смогла оформить «двухсотого» как боевые потери. Но для него служба закончилась иначе — солдат просто отправился домой, в деревню под Донецком, не получив денег за участие в этой войне и плюнув на нее. И я его вполне могу понять, хотя сам приехал в Донбасс вовсе не на заработки. Столкнувшись с подобной халатностью со стороны штаба, волей-неволей начинаешь думать о том, что риски неоправданно высоки.

«Я не хочу умирать из-за чужого идиотизма», — сказал парень из Выборга, отправляясь обратно в Россию. Это уже другой дезертир.

Его я тоже понимаю. Никто не хочет умирать из-за чужого идиотизма. Если мы и умираем, то нуждаемся хотя бы в достойной смерти (да, стремление потешить самолюбие зачастую для человека важнее инстинкта самосохранения). А так… Никто не хочет умереть оттого, что пьяный монтажник уронил ему на голову гаечный ключ. Никто не хочет умереть из-за недальновидности руководства. Это нелепо, тупо, бессмысленно, в этом нет героизма. Самолюбие только пострадает.

Что же касается того, кто позвонил мне в самом начале рассказа, то он просил поддерживать с ним связь и «не огорчаться» на него. Но во мне не было и тени обиды, хотя в тот вечер он должен был ехать с нами на боевые. Беглеца быстро заменили другим солдатом, и «Урал» выехал, не выбившись из графика.

Часть 2. Номерок блатной