Развивать скользкую тему мы не стали. И без того все в деревушке судачили, что в последнее время пьёт сквайр сильнее обычного. Гораздо сильнее… А когда такие слова говорят трактирные завсегдатаи, сами подверженные маленьким слабостям и склонные прощать их другим, — это значит, что всё и впрямь серьёзно.
Я с Трелони не виделся очень давно. И никаких дел с ним иметь не желал.
Доктор взял с кресла свой плащ — каким-то странным, неловким движением… Я понял вдруг, что сегодня он всё делал левой рукой. Хотя никогда не был левшою…
— Вы ранены, доктор? — спросил я, помогая Ливси справиться с застёжкой.
— Пустяк… Старине Смоллетту на острове досталось значительно сильнее.
Вот как… Значит, он не просто потратил свою долю сокровища на… в общем, на бессмысленное дело, но и подставлял себя под пули или клинки… Ну и чем он после этого лучше Бена Ганна? Тот хотя бы три недели чувствовал себя королём…
Когда он надел шляпу, я заметил, какой потрёпанный на ней галун, и спросил:
— Доктор, может быть, вам нужны деньги?
— Ого… Ты делаешь успехи, мой мальчик… Научился иронии…
Не знаю уж, что он расслышал в моих словах… Я спросил от чистого сердца.
— Я не понимаю вас, доктор. Это значит да или нет?
— Это значит, что денег на дорогу до Франции мне вполне хватит. Спасибо, Джим.
На что он думает жить в чужой стране, я не стал спрашивать. Честно говоря, немного обиделся.
…Удаляющийся стук копыт затих в ночной тишине. С тех пор с доктором Ливси я больше не встречался. Надеюсь, что он ведёт во Франции жизнь более размеренную и спокойную, чем до сих пор, и когда-нибудь получит возможность вернуться на родину. И мы с ним встретимся, и сядем вместе у пылающего камина, закурим трубки, и не торопясь, со вкусом вспомним те странные и страшные события, в которых нам довелось принимать участие.
Сквайр Трелони умер спустя полгода после отъезда Ливси. На похороны я не пошёл.
Лауданум, по совету доктора, я пью перед сном до сих пор. Но, вопреки совету, был вынужден понемногу увеличить дозу. Гровс, ничего не спрашивая, теперь выставляет на прилавок не один, а два пузырька…
Помогает лекарство лишь отчасти: бессонница не мучает, но до сих пор мне снится по ночам проклятый остров и волны, с шумом разбивающиеся о его прибрежные утёсы.
В своём сне я иду прочь от берега, увязая ногами в песке, и вижу впереди старый «Адмирал Бенбоу» — такой, каким он был, когда на пороге появился пират с сабельным шрамом на щеке…
Они все там.
Призрачные, бесплотные, колеблющиеся как марево…
Пью сидит за столиком у самого входа и что-то недовольно бормочет себе под нос, ни слова не разобрать… Но сидящий рядом О′Брайен, похоже, всё понимает и согласно кивает плешивой головой, разрубленной почти до подбородка.
Билли Бонс на своём излюбленном месте, во главе большого стола, перед ним лежит обнажённый катласс, он, наверное, пытается рассказать одну из своих пиратских историй, но посиневшие губы шевелятся беззвучно и ни звука не раздаётся…
Старый Редрут сидит один, на отшибе от прочей компании, смотрит в угол, кривя рот и шевеля густыми седыми бровями.
Недавно к ним присоединился Сильвер. Иногда я пытаюсь его расспросить, узнать, как и отчего он умер, и почему у него на плече Капитан Флинт, ведь эти птицы живут триста лет… Но наш бывший кок ничего не отвечает, лишь ласково улыбается мне, он замечательно умеет улыбаться, когда захочет…
Я встаю за стойку и наливаю ром всем, кто пожелает, а желают все… Ром отчего-то алый, как кровь. Когда его пьёт Хендс, напиток вытекает из дыры, пробитой тесаком в его груди, зрелище неприятное — кажется, что он снова и снова истекает кровью, как в ту злосчастную для него ночь… Но старина Израэль не расстраивается, да и я со временем привык.
Они пьют свой кровавый ром, но не пьянеют, зато становятся всё более реальными, осязаемыми… Голоса звучат всё слышнее, можно разобрать каждое слово.
Потом Бонс затягивает свою любимую песню:
Все начинают подпевать — шумно, громко, стараясь переорать друг друга, и даже попугай пытается присоединиться к хору, крича и громко хлопая крыльями.
И тогда я просыпаюсь, и вскакиваю с постели, и тянусь за новой порцией лауданума, а в ушах продолжает звучать песня мертвецов и перекрывающий её хриплый голос Капитана Флинта:
— Пиастры! Пиастры! Пиастры!
Приложение
Библейские имена в «Острове Сокровищ»