Но Смоллетт человек опытный. Он знает: «искать сокровища — дело щекотливое». Колоссальное богатство может сбить с пути истинного кого угодно. Хоть самого честного матроса, в жизни не промышлявшего пиратством. Хоть лорда или епископа.
Ливси тоже не вчера родился. Он тоже знает, как люди склонны поддаваться искушениям… И вторит капитану: «Мы сильно рискуем. Но вы ошибаетесь, полагая, что мы не отдаём себе отчёта в опасностях, которые нам предстоят». Опасности, отметим, лишь «предстоят», но пока ещё не грозят.
То есть оба уверены в экипаже — сейчас. Но понятия не имеют, что взбредёт в голову матросам, когда в трюм лягут тонны золота… И страхуются от любого развития событий.
Хокинс слушает этот разговор и мотает на ус. И делает вывод: его старшие товарищи не удивятся, узнав о зреющем мятеже, — ведь слух о сокровищах просочился, бродит среди команды… Вывод правильный. Они не удивились.
А что же Джон Сильвер? Он тоже человек опытный. Он знает: одно дело травить Дику Джонсону и Абрахаму Грею байки о зарытых на далёком острове монетах и слитках, и совсем другое — дать им своими глазами увидеть груду золота.
Но ведь золотая лихорадка разит всех без разбора. Почему бы Сильверу не предположить, что противники — сквайр Трелони с компаньонами — тоже подцепят вирус?
Тем более что поводы для такого предположения есть. Долговязый Джон до отплытия много общался со сквайром, в ходе плавания — с Джимом. Вполне мог понять, что между пайщиками концессии имеются глубокие противоречия, способные после находки сокровищ обернуться самыми разными эксцессами… Тот же Трелони — болтливый и склонный к пьянству — мог выдать своё истинное отношение к Ливси и Хокинсу.
Главный союзник Сильвера — ожидаемая эпидемия золотой лихорадки. До того, как на сцене появится вполне реальное, осязаемое золото, поднимать мятеж смысла нет. Даже готовить его опасно — если хоть один честный матрос исполнит свой долг и доложит капитану о заговоре, тут же исчезнут последние мизерные шансы на успех задуманного.
Вернёмся ещё раз к реакции капитана на известие о мятеже — он изумлён, он недоумевает. А позже, когда кладоискатели уже покинули «Испаньолу», Смоллетт печально констатирует: «Это первый корабль, который мне пришлось потерять», — и в интонации опять же чувствуется недоумение: да как же такое могло случиться?
Интересно… Вообще-то Смоллетт хорошо понимал, с каким щекотливым, даже опасным делом связался. И сам понимал, и нанимателей своих предупреждал, и меры необходимые принял — организовал крепость на корме, перебазировал туда всё оружие и боеприпасы…
Почему же капитан изумляется? Почему не говорит с мрачной усмешкой Ливси и сквайру «А вот я вас предупреждал…»? Коли уж знает, что слухи об огромных сокровищах бродят среди команды? Только ли примерное по видимости поведение матросов стало причиной удивления?
Рискнём предположить, что у капитана Смоллетта имелись достаточные основания считать, что нарыв ещё не созрел. Что разговоры о сокровищах остаются разговорами, что матросы не точат ножи, готовясь пустить кровь начальству…
Проще говоря, капитан имел информатора среди команды. Стукача. Дятла. Осведомителя. Вполне логичный вариант — не только оборудовать на корабле крепость, но и внедрить шпиона в лагерь потенциальных заговорщиков. Любая крепость может оказаться беззащитной перед неожиданным нападением, если гарнизон ничего не знает о планах и намерениях врага…
Есть вероятность, что первоначально в роли капитанского шпиона подвизался штурман Эрроу. Возможно, он не просто так пил и панибратствовал с командой, а вёл по заданию капитана двойную игру. И проиграл, отправившись за борт вовсе не по нелепой случайности, а после разоблачения заговорщиками… Спровадить за борт шпиона мог Израэль Хендс или Джоб Эндерсон, причём наверняка экспромтом, не посоветовавшись с Сильвером, — тот хорошо понимал, в отличие от туповатых сообщников, необходимость иметь на борту опытного штурмана, особенно в свете назревающих событий.
Доказывать это допущение мы не будем, коли уж никакого участия в передрягах, развернувшихся на острове, мистер Эрроу не принимал. Хотя такая версия хорошо объясняет, отчего опытный моряк, привычный и к морю, и к выпивке, и к их сочетанию, умудрился спьяну свалиться за борт в хорошую погоду (Хокинс упоминает, что никаких штормов на пути к острову не случалось).
В любом случае капитан сумел быстро найти замену. Новым осведомителем стал Абрахам Грей.
Именно он, помощник судового плотника. Без такого допущения действия Грея в нескольких разнесённых во времени эпизодах предстают неубедительными…
Эпизод первый: кладоискатели готовятся покинуть «Испаньолу», Грей сидит среди других оставшихся на шхуне матросов «бледный и расстроенный». По официальной версии бледность и расстройство вызваны тем, что мирный матрос никогда не имел дело с насилием, с убийствами, — и иметь не желает. Вследствие чего покидает пиратов и присоединяется к капитану при эвакуации.