Остров без Сокровищ

Только в нём. Больше ничего, попадающего под определение мятежа, матросы «Испаньолы» не совершили до того, как по ним стали палить из мушкетов, — сначала одиночными выстрелами, а потом и залпами.

Правда, Хокинс утверждает, что был свидетелем преступления, совершённого ещё до начала стрельбы: судовой повар Сильвер зарезал другого члена команды, матроса по имени Том. Свидетелей, кроме Джима, нет, но пока не будем придираться: да, допустим, произошло убийство. Один матрос зарезал другого. Но разве это мятеж? Разве повод открывать огонь по остальному экипажу, причём безоружному? Арестовать подозреваемого и доставить в суд, пусть тот доказывает вину Сильвера, — вот законные действия в данном случае.

Обвинение в пиратстве ещё более шаткое. Конечно, можно захватить чужое судно, а можно и своё, — убить или изгнать с судна капитана, офицеров и всех, кто мешает захвату. После чего распоряжаться захваченным судном, не имея на него никаких прав. Вот так примерно выглядит захват, который можно назвать пиратством.

Однако капитана, судовладельца и тех, кто их поддерживал, — разве убили? Нет. Или изгнали? Снова нет, «Испаньолу» они покинули вполне добровольно. Экипаж остался на брошенном начальством судне, но разве это захват? Разве матросы как-то используют «Испаньолу», не имея на неё никаких прав? Нет. Шхуна как стояла на якоре, так и стоит. Там же, в проливе.

Впрочем, если подойти к делу формально, пиратство всё-таки имело место… Джим Хокинс подплывает к кораблю на челноке, перерезает якорный канат, захватывает и угоняет «Испаньолу», попутно убив боцмана Израэля Хендса. Он действовал по заданию капитана судна? Нет. С разрешения судовладельца, сквайра Трелони? Нет. Тогда, извините, самочинный захват шхуны Хокинсом — самое натуральное пиратство.

Но ведь матросы всё-таки замышляли мятеж? — могут возразить сторонники канонического прочтения. — Готовили? И удар по ним нанесли превентивный? Во избежание, так сказать?

Согласимся ещё раз: подготовку к мятежу тоже можно счесть за преступление, хоть и менее тяжкое.

А кто сказал, что подготовка действительно велась? Хокинс. Только он. Никаких других подтверждений нет. Но Хокинсу поверили, сразу и безоговорочно… Хотя нет, не все и не сразу. Один человек весьма-таки усомнился в рассказе Джима. Причём человек, более других понимающий в морских мятежах, — капитан Смоллетт. Он недоумевает после рассказа Хокинса:

«В первый раз я вижу команду, которая собирается бунтовать, а ведёт себя послушно и примерно».

В недоумении капитана явственно сквозит недоверие к рассказу Джима… Но капитан со своими сомнениями в меньшинстве, на него давят со всех сторон, и убеждают-таки: примерное поведение команды — гнусное притворство, инспирированное супермегазлодеем Джоном Сильвером.

Вот и всё… Свершилось. Мятеж произошёл. Лишь в умах собравшихся, но произошёл. Мирных матросов на борту «Испаньолы» больше нет — вместо них отныне пираты, мятежники, злодеи, разбойники… Убивать их отныне — дело праведное и справедливое.

Сквозь призму этой убеждённости сторонники сквайра смотрят на матросов и видят лишь то, что хотят видеть.

Матросы ворчат от изнурительной работы под палящим солнцем? — сейчас набросятся и всех перережут, понятное дело. Матросы рвутся на берег после долгого плавания в открытом море? — ну всё, что-то вообще затеяли невообразимо гнусное и смертельно опасное.

Борцы с виртуальным мятежом напуганы. Они вооружаются, распихивают по карманам заряженные пистолеты, и всё равно смертельно боятся безоружных матросов, никаких враждебных действий не предпринимающих… Они с облегчением вздыхают, когда две шлюпки с матросами отплывают к берегу. Но даже оставшихся на борту шестерых всё равно боятся.

А что делает Джим Хокинс, непосредственный виновник всей этой паники?

Он единственный не боится кровожадных мятежников. Он мужественно плюёт на их зловещие планы. Он отважно садится в шлюпку к злодеям и плывёт с ними на берег.

Вот это мужество! Вот это героизм! Запугал своих друзей до мокрых подштанников, а сам — орёл и герой!

Но, отдав должное отваге юного Хокинса, зададимся вопросом: а с чего его так на смерть-то героическую потянуло? Что за самопожертвование?

В своём мемуаре Хокинс пытается объяснить мотивы отплытия на берег. Но блеет нечто столь невразумительное, что сразу ясно: косит под дурачка…

«Я рассуждал так: мы не можем захватить корабль, раз Сильвер оставил на борту шестерых своих разбойников. С другой стороны, раз их осталось всего шестеро, значит, на корабле я сейчас не нужен. И я решил отправиться на берег».