Остров гноллей

Конечно, Петер отчаянно жалел теперь, что отдал им свой шар. Точнее говоря, он отдал им Смука, который так хотел уже сегодня ночью вернуться к себе на остров. К тому же Себ проколол колесо, и они медленно катили велосипеды по обочине. Дождь таки пошёл: несильный, моросящий, понемногу пропитывающий джинсы. Себ молча топал рядом с братом, но Петер как будто пропустил мимо ушей заданный братом вопрос: «Как ты мог это сделать? Он помог тебе, вернул тебя в команду, а ты его предал». И мысленно отвечал на этот вопрос: «Не знаю. Правда не знаю. Оно как-то… само вышло».

Наверное, во всём виновата эйфория: Петер был на седьмом небе от счастья, когда его позвали играть в основном составе, причём не когда-то потом, а прямо сейчас, в начинавшейся через четверть часа игре, и он показал себя блестяще, настоящим лидером, выбивая в решающие моменты страйк за страйком. Ему показалось, что даже Изольда смотрела в его сторону как-то… не так, как обычно. Что-то было странное в её взгляде, и Петеру показалось, что, может быть, он ей теперь понравится, хотя её взгляд больше напоминал рентгеновские лучи, про которые им недавно рассказывали в школе. Ими можно просвечивать то, что у тебя внутри, и Изольда явно просвечивала Петера взглядом. Только вот – зачем?

– Злишься? – спросил Петер бредущего рядом Себа.

Тот, поколебавшись, кивнул. Голова его была понуро опущена. Плечи тоже как-то обмякли. Себ словно стал ниже ростом, сам превратился в маленького гнолля.

– Но ведь они же завтра утром вернут его, – попытался оправдаться Петер. – Это всего на одну ночь. А завтра я поеду к Бертраму и заберу Смука! Вот его адрес, я записал, он живёт рядом с озёрами, это не так далеко от нас. Хочешь, я поеду рано-рано утром?

Себ кивнул. Потом поднял голову и посмотрел сбоку на Петера.

– А зачем им вообще твой шар ночью? Ночью же нельзя играть в боулинг. Что, если они задумали что-то нехорошее?

– Почему сразу нехорошее? – растерянно спросил Петер.

Ему и самому уже начинало казаться, что он угодил в ловушку, но верить в плохое не хотелось, он гнал от себя дурное предчувствие, старался убедить себя в том, что ничего же ещё не случилось и, скорее всего, не случится, они же его друзья. Ну хорошо, пускай не друзья, но товарищи, приятели, одноклассники. Зачем им вредить ему?

– Затем, что Изольда ненавидит тебя после той истории с машиной, когда ты гнался за ней с пауком, а Бертрам теперь будет завидовать тебе и изо всех сил постарается вернуть себе лидерство. Своими страйками ты нажил себе врагов, – добавил Себ.

Какое-то время они шли молча.

– Они сказали, что просто хотят сравнить его со своими шарами, измерить, взвесить… – тихо сказал Петер. – А я был в тот момент так счастлив, что думал не головой, а…

– Задницей, – закончил за него Себ. – Хорошо, что ты это понимаешь. Ты должен завтра утром извиниться перед Смуком и помочь ему добраться до острова, если, конечно, он нуждается в твоей помощи и вообще простит тебя… Я бы не простил, – помолчав, добавил Себ.

Внутри Петера продолжало нарастать чувство тревоги. Оно душило его. Хорошо, что Себ проколол колесо: пока они шли в темноте под моросящим дождём, Петер ещё мог бороться с накатывающей на него паникой, но дома ощущение непоправимой ошибки уже не выпустит его из своей хватки, он это хорошо понимал и старался идти помедленнее, чтобы хоть как-то отсрочить возвращение домой. И все-таки, миновав очередной перекрёсток, они оказались возле своего дома. Припарковали велосипеды.

– Завтра откатим твой велик в ремонт, – сказал Петер. – Не переживай, там ничего серьёзного, я с тобой схожу. В худшем случае заменят камеру, это семьдесят крон, возьмём у папы.

Жалко, что нельзя было заняться ремонтом велосипеда немедленно, это бы отвлекло Петера, переключило бы его мысли на другую волну. Хотя бы ненадолго.

– Завтра воскресенье, – отозвался Себ. – Ремонт не работает.

– Ну, тот, что рядом с нами, не работает, а есть такие, которые работают, я уверен, – успокоил брата Петер. – Найдём, не бойся. В понедельник с утра поедешь в школу на новой камере!

Потом они ужинали. Мама приготовила рыбные котлеты и пюре. Папе показалось, что котлеты недожарены, он жевал с опаской, объяснив, что недоготовившуюся рыбу есть вредно. На что мама обиделась и сказала, что котлеты не сыроватые, а нежные, потому что она добавила в фарш вымоченную в молоке булку и тёртый сыр пармезан. И, зная папину капризность в отношении непрожаренной рыбы, поставила её ещё дополнительно на пятнадцать минут в духовку. Так что все обвинения в её адрес она решительно отметает.

Папа поинтересовался успехами Петера в боулинге. И только тут Петер вдруг понял, что от сумасшедшей радости по поводу выигранного матча и собственных страйков не осталось ни малейшего следа. Как от маленького, построенного из песка у самой воды замка, слизанного волнами. Песок снова был гладким и ровным, как и вчера, и позавчера, и тысячу лет назад.

– Нормально, – сказал Петер. – Как обычно.