В начале июня 1616 года король предложил сэру Фрэнсису то, что последний назвал «a noble choice
» – либо немедленно войти в состав Тайного совета, либо ждать, пока освободится место лорда-канцлера. Бэкон, пожелав действующему лорду-канцлеру долгих лет жизни, выразив скромную надежду, что и его Бог не призовет к себе в ближайшеее время, а также упомянув о своем желании служить Его Величеству ежедневно и ежечастно, выбрал первое – членство в Тайном совете. 9 июня 1616 года он был приведен к присяге. Накануне, 6 июня, Яков, помня давний совет Бэкона и слова последнего о том, что «хотя судьи и составляют почтенное сообщество, однако они (как и все подданные Его Величества) не являются непогрешимыми»[759], решил, что настал-таки подходящий момент, когда служителям Фемиды можно слегка вправить мозги, причем в присутствии членов Тайного совета. Его Величество поставил вопрос с королевским размахом: «с момента его восшествия на трон развелось много юристов, кои во всех парламентах самым вызывающим образом оспаривают его прерогативы»[760], что было явным намеком на Кока. И далее Яков напомнил, что он имеет двоякую прерогативу: обычную, которая может ежедневно обсуждаться в судах («law courts») и иную, «a higher nature», которая связана с его высшей властью и которая не может никем ни оспариваться, ни обсуждаться («not to be disputed or handled in vulgar argument»[761]). Но в последнее время суды common law позволяют себе относиться к королевской прерогативе самым предосудительным образом, покушаясь на юрисдикцию всех прочих судов. Так вести себя нехорошо, подданные должны подчиняться повелениям своего монарха.После чего все судьи опустились на колени, признали свои ошибки и попросили прощения[762]
. Все, кроме Кока. Тот продолжал настаивать, что откладывание судебного разбирательства (по поводу бенефиция одному епископу) по воле короля, который хотел предварительно обсудить дело с судьями, незаконно и противоречит судейской клятве. Бэкон стал разъяснять Коку, что никакого нарушения нет. Началась бурная дискуссия. Судьи не поддержали Кока. Затем король произнес краткую заключительную речь, в которой еще раз призвал судей не нарушать его прерогатив.Как только служители Фемиды покинули Уайтхолл, Его Величество поинтересовался у членов совета: нет ли у судей каких-либо доводов против позиции короля или оснований для недовольства. Естественно, советники Якова все как один заявили, что такого и быть не может. «Думать иначе – значит противоречить здравому смыслу», – уверили они Его Величество[763]
.Что было дальше, догадаться нетрудно. 26 июня 1616 года Кок был вызван на заседание Тайного совета, где должен был ответить на обвинения генерального солиситора в связи с одним делом, разбиравшимся им (Коком) ранее, но решение по которому не устраивало короля. Главный судья сказал, что он остается при своем мнении. Ответ Кока передали королю, который в это время гостил в Уимблдоне у графа Эксетера. Там в это время находилась и леди Хаттон, жена Кока. Король дважды поцеловал ее в знак своей благосклонности, но, когда он прочитал донесение из Тайного совета (с ответами Кока), всем стало ясно, что благосклонность Якова на супруга леди Хаттон никак не распространяется.
30 июня, в воскресенье, Кока снова вызвали на заседание Тайного совета. Строптивый судья заявил, что, к удовольствию Его Величества, он не должен ни сидеть в Совете, ни сопровождать Якова в его летних вояжах.
Осенью 1616 года король распорядился, чтобы лорд-канцлер (Эллисмер), лорд-атторней (Бэкон) и лорд-солиситор (Илвертон) внимательно просмотрели обширный юридический трактат Кока «Reports
»[764], одно из основополагающих сочинений по общему праву. Таким образом, борьба со строптивым юристом перешла, так сказать, в академическую плоскость. Бэкон в целом высоко оценивал этот труд – «если бы не было „Reports“ сэра Эдуарда Кока, [английское] право… можно было бы уподобить кораблю без балласта». Однако лорд-атторней упомянул также об «ошибках и безапелляционных и неправовых решениях», приведенных в сочинении Кока. Эллисмер дал более жесткую оценку труда главного судьи, упрекнув последнего в умалении церковных прав[765] и в стремлении сознательно ослабить освященные многовековой традицией королевские прерогативы. Приводимые Коком свидетельства и судебные решения, по мнению лорда Эллисмера, не более чем мнения судей, и Кок постоянно «разглагольствует о второстепенных вещах», «взращивая свое самомнение»[766].