Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

C 5 марта палата общин начала интенсивно «prepare the Particulars»: допрашивались свидетели, выяснялись роли referees в ходе рассмотрения патентов и т. д. Кранфилд, недовольный позицией некоторых коммонеров, считавших, что перед палатой стоят и другие, не менее важные вопросы, требовал: «мы должны отложить в сторону все прочие дела»[1029], пока дело о монопольных патентах не будет передано лордам. А «bell-wether» Кок, сетуя на своих нерадивых коллег (напоминавших ему, что, согласно нормам common law, неутомимым защитником которых сэр Эдуард себя неизменно выставлял, обвиняемые имеют право на адвоката или, по крайней мере, на выступление в свое оправдание), сокрушался по поводу того, что никогда еще не уделялось столь мало внимания столь великому делу.

И все-таки, несмотря на сдержанное рвение некоторых членов нижней палаты, работа кипела. Сэр Томас Кру (Th. Crew) вместе с двумя помощниками занимался монополией на постоялые дворы, Х. Финч (H. Finch), тоже с двумя помощниками, – патентом на золотые и серебряные нити. Кок был поглощен поиском прецедентов для юридического обоснования парламентского судопроизводства. А сэр Эдвин Сандис инструктировал коммонеров, чтобы те внимательно изучили все отягчающие обстоятельства.

Разумеется, принципиальность и решительность Кока, Кранфилда и прочих имела четко очерченные пределы, о чем свидетельствует, в частности, такой эпизод. Когда 5 марта в палате общин докладывались показания Илвертона по поводу истории патента на золотые и серебряные нити (см. выше), коммонеры подняли шум. Их возмутило поведение referees. Сэр Дадли Диггес (D. Digges) предложил принять законопроект против монополий и декларацию, в соответствии с которой все держатели патентов и эксперты должны быть прокляты. Другой член нижней палаты назвал всех, кто имеет отношение к монопольным патентам «подколодными змеями (vipers) и предателями». «Королевский атторней вынужден опасаться сэра Эдуарда Вильерса и сэра Джайлса Момпессона! Какой стыд!» – возмущался коммонер[1030]. Дело принимало серьезный оборот. И тогда Кранфилд поспешил заявить, что сэр Эдуард (Вильерс) не получал никакой поддержки со стороны Бекингема[1031]. Но тут начали высказываться (и не самым благоприятным для Э. Вильерса и Момпессона образом) те члены палаты общин, которые до того молчали.

И тогда, в критический момент дебатов, Э. Саквилл заявил, что палата не должна склоняться ни перед кем, сколь бы влиятельным он ни был и какой бы высокий пост ни занимал[1032]. Тут же было принято решение вызвать для объяснений всех referees.

Следовало убедить лордов принять жесткое антимонопольное постановление, для чего требовалось составить аргументированное обращение в верхнюю палату. Обязанности были распределены следующим образом: Д. Диггес напишет вводную часть, Т. Кру, Х. Финч и Уильям Хэквилл (W. Hakewill) займутся анализом самых спорных патентов (с указанием имен referees), Э. Сандис сделает обобщение, а Кок займется подбором прецедентов и составлением заключения.

Причем и поборники common law, и противники монополий, и защитники свободной торговли утверждали не просто одно и то же, но именно то, о чем уже давно говорил Бэкон. Видимо, поэтому последний не ощущал, что лично ему эта шумная кампания может принести какие-либо серьезные неприятности, несмотря на призывы некоторых коммонеров разобраться с referees, одобривших в свое время выдачу наиболее «вредных» патентов[1033]. И в известной мере, как показали дальнейшие события, он был прав. Но только в известной мере.

Накануне совместного заседания палат, 7 марта 1621 года, Бэкон уверяет Бекингема, что «завтрашняя конференция пройдет спокойно в том, что касается referees». Даже Кранфилд смягчил свою позицию и полагал, что «не следует трогать консультантов (referees)… и смотреть не назад, а в будущее». Вот только на счет Кока у Бэкона были сомнения, но если бы Его Величество поговорил с ним (с Коком), то «сло́ва короля было бы достаточно»[1034].

Утром 8 марта общины устроили своего рода «генеральную репетицию». Тон задавали Диггес и Кок. Но неожиданно в 10 часов спикер нижней палаты Ричардсон объявил перерыв и направился к выходу под удивленно-негодующий ропот присутствующих. Репетиция была сорвана. Кроме того, когда членам нижней палаты нужно было предъявить результаты своего «великого дела» лордам, пыл Кока и его сподвижников несколько поостыл, поскольку выяснилось, что доказательная база у них несколько слабовата. Момпессон успел сделать только устные заявления весьма общего свойства, Илвертон, находившийся в Тауэре, где его допросили два коммонера, ограничился туманными намеками на каких-то «высоких особ» и т. д.