Наконец, уместно вспомнить слова Д. Чемберлена о том, что «его [Бэкона] друзья, как, например, сэр Джордж Гастингс, сэр Ричард Юнг (R. Younge
) и другие, были сделаны инструментами борьбы с ним и, защищая главным образом себя (beeing principall brokers for defence of themselves), они вынуждены были обвинять его»[1109].
17 марта Гастингс делает новое признание, на этот раз о совсем недавних событиях: якобы Бэкон, – насколько можно понять из контекста, дело было в начале марта 1621 года, – потребовал, чтобы Гастингс незамедлительно явился к нему в Йорк-хаус. Парламентарий застал сэра Фрэнсиса в постели. Тот попросил всех посторонних выйти из комнаты, пригласил гостя сесть поближе и сказал ему: «Джордж, я надеюсь, вы любите меня и не хотите, чтобы что-то, совершенное вами, бросило тень на меня. Я слышал, что некий Обри намеревается отправить [в парламент] петицию против меня. Он человек, к которому вы имеете некий интерес, но, если вам угодно, вы можете порвать с ним (may take him off
)»[1110]. Дальнейшие переговоры ни к чему не привели: Бэкон не изменил своего решения по ходатайству Обри и тот обратился с петицией в палату общин.Однако два дня спустя, 19 марта, когда было окончательно решено, что дело Бэкона будет обсуждаться на совместном заседании палат, Гастингс рассказал ту же историю (о визите к Бэкону) уже несколько иначе. Цитирую по протокольной записи: «примерно недели три тому назад лорд-канцлер послал за ним [Гастингсом]… и (когда Гастингс прибыл в Йорк-хаус. – И. Д.
), его милость, приказав всем покинуть комнату, сказал: „Джордж, я надеюсь, вы любите меня и не хотите, чтобы что-то, совершенное вами, бросило тень на меня. Я опасаюсь, что этот Обри готовит петицию и скандал (clamour) в парламенте, будто вы передали мне от него сто фунтов. Это правда, Джордж?“ На что Джордж Гастингс ответил: „Да, это так, я действительно принес сто фунтов вашей милости“. На это лорд-канцлер заметил, что если он [Гастингс] имеет интерес в деле Обри, то он должен приложить усилия к тому, чтобы задержать петицию. После этого сэр Джордж Гастингс поговорил с Обри, взял у него петицию и принес ее лорду-канцлеру, который, взглянув на нее, велел Обри явиться с его советником (т. е. с Гастингсом. – И. Д.) и его милость снова рассмотрит дело. Обри и его советник явились [в назначенное время], однако слушание не состоялось, после чего Обри обратился, как известно, с петицией в эту палату»[1111]. Согласно этой версии событий, получается, что Бэкон за два с лишним года забыл о злосчастной коробочке со 100 фунтами, а когда возникла угроза скандала в парламенте, решил вернуться к делу Обри, но пересматривать ранее принятое решение (в пользу Бронкера) не стал. Иными словами, даже под угрозой парламентского расследования Бэкон не стал принимать решение, которое считал неправильным.