Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Т. Бушел, описывая эти события, заметил, что лорд-канцлер пострадал «из-за глупых ошибок своих слуг, к числу таких слуг (вынужден признать с тяжелым сердцем) отношусь и я сам»[1190]. В другом месте он выразился резче: Бэкон пал «из-за втеревшихся к нему в доверие кровопийц», которые бросили его, как только был объявлен приговор.

Действительно, отвечая на обвинения верхней палаты, Бэкон признал, что был случай, когда, как позже выяснилось, имел место факт вымогательства денег со стороны его слуг. Сэр Фрэнсис согласился, что недоглядел за ними и это была его большая ошибка. Лорды в ходе парламентского расследования поначалу принимали во внимание только те эпизоды, когда Бэкон сам брал деньги или подарки. Но придерживаться этого правила было трудно, поскольку слуги Бэкона проявляли чрезмерно живой интерес к его делам. (И некоторые из них жили очень неплохо, к примеру имели экипажи и держали скаковых лошадей[1191].) Снисходительность Бэкона к окружавшей его черни была хорошо известна его современникам и обсуждалась даже спустя много лет после его смерти. К примеру, в 1655 году помощник продавца книг услышал беседу двух покупателей, один из которых в свое время навестил Бэкона в его поместье (Gorhambury). «Только сэр Фрэнсис вышел из комнаты, – рассказывал покупатель, – как туда зашел один из его джентльменов, выдвинул ящик бюро, где лежали деньги, взял полную пригоршню купюр, набил ими карманы и ушел, не сказав мне ни единого слова. Но перед тем как он удалился, вошел другой джентльмен, открыл тот же ящик, набил деньгами свои карманы, а затем, как и первый, молча вышел из комнаты». Гость сообщил о виденном Бэкону, но тот ответил: «Сэр, я ничего не могу поделать со своими слугами»[1192].

Как заметил С. д’ Ивс (Simonds D’ Ewes; 1602–1650), парламентарий и мемуарист, «его [Бэкона] безумная щедрость съедала все его доходы; на окружавших его людей он тратил по крайней мере на 20 000 фунтов больше, чем зарабатывал». При этом один из слуг Бэкона как-то заявил Д’ Ивсу, что «его господин никогда не падет, пока маркиз [Бекингем] будет в фаворе»[1193].

«Начала мира – мята и тмин»

Итак, приговор был вынесен, но состояние здоровья Бэкона было столь плохим, что прошло четыре недели, прежде чем он смог отправиться в Тауэр. Парламентариям же в первую половину мая было не до него, они занимались импичментом судьи Джона Беннета, о котором современник сказал, что «этот судья столь коррумпирован, что на его фоне лорд-канцлер кажется честнейшим человеком»[1194]. Кроме того, коммонеры приступили к допросу бывшего генерального атторнея Генри Илвертона. Тот, в отличие от Бэкона, не стал стесняться и дал против Бекингема показания, которые напугали нижнюю палату больше, чем самого маркиза[1195], и коммонеры решили вернуть сэра Генри в Тауэр.

12 мая лорд Саутгемптон обратил внимание лордов на то, что Бэкон до сих пор еще не в Тауэре[1196], настаивая на незамедлительной отправке бывшего лорда-канцлера туда, чтобы «мир не думал, будто мы обвинили его зря». Бекингем разъяснил, что король дал отсрочку на перемещение Бэкона в Тауэр по причине болезни сэра Фрэнсиса. Тогда выступил Эдмунд Шеффилд (E. Sheffield, 1st Earl of Mulgrave; ок. 1564–1646) с требованием отправить Бэкона в Тауэр, не взирая на его самочувствие[1197]. Шеффилда и Саутгемптона поддержали многие пэры. Скорее всего, их истинной мишенью был не Бэкон, а Бекингем. Действительно, в тот же день сэр Энтони Эшли (A. Ashley) написал Бекингему о «распространившемся слухе о несвоевременном прощении Его Величеством штрафа, назначенного бывшему лорду-канцлеру, и освобождении последнего от заключения с другими знаками благоволения к нему (говорят, это сделано только по указанию вашей милости), что чрезвычайно усиливает вражду к вам ваших недоброжелателей; хотя этот слух ложный и невероятный, но он очень несвоевременный и может послужить усилению злобы против вас»[1198].

В конце мая (вероятно, 27 или 28) Бэкону пришлось-таки отправиться в Тауэр. Но там он пробыл недолго и находился не в камере, а жил вместе со слугой в помещении йоменов. 31 мая сэр Фрэнсис потребовал, чтобы Бекингем добился ордера на его освобождение в этот день. «Прошу вас, добейтесь приказа о моем освобождении сегодня же, – писал Бэкон фавориту. – Я благодарю Бога, что смерть не будет нежелательной для меня, я призываю ее (насколько позволяют мои христианские взгляды) все время в течение этих двух месяцев. Но умереть, не дождавшись милости Его Величества и в этом ужасном месте, – это худшее, что только может быть»[1199].